Затем, ворвавшись в спальню, он бросился на колени перед супружеским ложем, стал клясться Лукреции в любви. Когда же она не уступила его домогательствам, он перешел к угрозам. Показывая Лукреции меч, он говорил, что сейчас схватит одного из домашних рабов, заколет его в этой спальне, а затем поскачет в лагерь, чтобы сообщить Коллатину, что застал раба вместе с нею и убил его, защищая честь семьи. Видя, что Секст готов привести угрозу в исполнение, Лукреция не нашла сил противостоять негодяю.
Когда Секст, добившись своего, выбежал наружу и стук копыт возвестил о его удалении, Лукреция вышла в атрий и приказала одному из рабов отправляться за отцом в Рим, а другому – за мужем под Ардею. «Пусть явятся немедленно, – сказала она. – И каждого пусть сопровождает самый близкий из друзей».
Первым прибыл Коллатин с Брутом. Несколько мгновений спустя явился отец Лукреции Спурий Лукреций с Публием Валерием.
Рабыня открыла дверь в спальню. Лукреция была вся в черном, оттенявшем белизну ее щек и лба. Она начала говорить, но лицо ее вдруг покрылось краской, а из глаз хлынул поток слез. Наконец, собравшись с силами, она назвала имя Секста Тарквиния и призвала отомстить за неслыханное оскорбление, которое он ей нанес. Муж и отец принялись ее утешать, но она внезапно выхватила спрятанный в одежде кинжал и вонзила его себе в грудь.
Все оцепенели от ужаса. Первым опомнился Брут. Он вынул кинжал из раны уже мертвой Лукреции и поднял его над головой.
– Клянусь кровью благородной Лукреции, лучшей из римлянок, отомстить роду Тарквиниев. Преступление Секста сделало царскую семью врагами римского народа. Рим должен освободиться от власти царей.
Кинжал переходил из рук в руки, и все повторили клятву Брута.
Затем мужчины положили тело Лукреции на носилки и понесли на Форум Коллации. Здесь Брут призвал молодежь к оружию. Вскоре Брут, Коллатин, Спурий Лукреций и Валерий в сопровождении толпы вооруженных юношей двинулись в Рим.
Римляне были поначалу напуганы появлением возбужденных, что-то выкрикивавших людей и разбежались по домам. Но Брут, обладавший властью предводителя всадников, разослал по городу глашатаев, объявивших о чрезвычайном собрании на Форуме.
Сбежавшиеся отовсюду квириты увидели погребальные носилки и вокруг них людей в трауре. Потрясенные горем муж и отец Лукреции попросили Брута рассказать народу о случившемся.
Брут поднялся на возвышение для ораторов и впервые в своей жизни произнес публичную речь. Она вызвала не только глубокое потрясение слушателей, но и не меньшее их удивление. Общее мнение выразил один из квиритов: «Неужели это тот самый Брут, одно имя которого вызывало усмешки?» И впрямь это был совсем другой человек! Куда-то исчезла то ли застенчивая, то ли глупая улыбка с его лица. Он, постоянно хранивший молчание, произносил речь с легкостью, какой мог бы позавидовать любой из сенаторов. Так и осталось неясным, переродило ли Брута переживание в доме Коллатина или он попросту сбросил маску глупца, которая ранее спасала ему жизнь.
В своей речи Брут поведал не только о чудовищном поругании Лукреции и ее гибели. Он говорил о гнусном убийстве Сервия Туллия, о своеволии и жестокости тирана, превратившего квиритов из воителей и победителей соседних народов в чернорабочих и землекопов.
Чувствовалось, что он собирал факты долгие годы и копил ненависть в своей душе в надежде когда-нибудь все это выплеснуть и предстать перед народом великим оратором и вождем.
– Оставьте, сограждане, слезы! – закончил свою речь Брут. – Давайте вооружимся, нет, не против царя – против деспотии, позора рода человеческого.
И слова эти нашли немедленный отклик. Народ принял решение об изгнании Луция Тарквиния с супругой и детьми. Был объявлен набор из числа граждан младших возрастов в войско, командование которым поручено Бруту. Назначив Лукреция префектом города
[397], Брут отправился под Ардею поднимать стоящих там воинов.Не дожидаясь прибытия мужа, в тот же день из города бежала Туллия, проклинаемая, где бы она ни появлялась, мужчинами и женщинами, призывавшими на ее голову отцовских богинь-мстительниц.
О событиях в Коллации и Риме стало известно всем, кто стоял лагерем под Ардеей. Воинство отказалось повиноваться тирану и признало власть Брута, остававшегося в должности начальника конницы. Тарквиний отправился в Рим, надеясь, что там вспомнят о его победах, о величественных сооружениях, которыми он украсил город.
Но его не впустили в Рим.
Царь метался от одних ворот к другим, но слышал лишь насмешки и проклятия. Кто-то ему сверху сказал:
– Тарквиний! Ты был нашим царем. Ищи себе другую державу.
Тогда же Секст Тарквиний удалился в Габии, как в собственное царство, и был там вскоре убит своими давними врагами, которых нажил в свое время казнями и грабежом.