Мифы и легенды народов мира. Том 10. Восточная и Центральная Азия

— Мыслимо ли не пойти по приказу своего царственного родителя? Однако можно и пойти, но не суметь сесть на царский престол. А разве к славе вашей будет, если земные люди станут глумиться, говоря: «Как же это так? Явился сын самого Хормусты–тэнгрия, Амин–Сахикчи, и не сумел сесть на царский престол». Ужели мне отправляться с мыслью, что я лишь по имени сын тэнгрия? И можно ли сказать, что я взвожу напраслину на своего младшего брата, доказывая, что этот Уйле–Бутугекчи все, кажется, может: взять, например, стрельбу из лука на играх по окончании великого пира у семнадцати тэнгриев сонма Эсроа, и что же? Этого Уйле–Бутугекчи не превзойдет никто, он сам превзойдет всех; или, например, когда точно так же затеваются игры с состязаниями в стрельбе из лука или в борьбе у преисподних драконовых царей, опять никто не осилит его. Во всевозможных искусствах и познаниях этот Уйле–Бутугекчи — совершенный мастер. Ужели же отправляться нам с мыслью, что мы лишь по имени сыновья тэнгрия? Ему же хоть и отправиться — будет по силам.

И сказали тридцать три тэнгрия:

— Действительно, во всем справедливы эти речи Амин–Сахикчи. В чем бы мы ни были доблестны и что бы ни затевали — стрельбу ли, борьбу ли — во всем он превосходит и побеждает всех нас. Поистине справедливо сказал Амин–Сахикчи.

Так отозвались тридцать три тэнгрия, и Тэгус–Цокто прибавил:

— Говорить ли о том, что и я могу лишь подтвердить решительно все ими сказанное? Все это — чистейшая правда. ³

3. Решено послать на землю среднего сына Хормусты

И опять сказал Хормуста–тэнгрий:

— Ну, Уйле–Бутугекчи! Вот что все они говорят. Что же теперь скажешь ты сам?

— Что я скажу? — отвечал он. — Прикажет царь–батюшка идти — и пойду.

Родитель мой, Хормуста–тэнгрий! Дай мне свой черносиний панцирь, сверкающий блеском росы; дай мне свои наплечники цвета молний; дай мне главный свой белый шлем, на челе которого изображены рядом солнце и луна; дай мне тридцать своих белых стрел с изумрудными зарубинами и свой черно–свирепый лук; дай мне вещую саблю свою с тремя злато–черными перепонками; дай мне всюду прославленный золотой свой аркан. Дай мне большую секиру свою, булатную, весом в девяносто и три гина[24], а также и малую булатную секиру свою, весом в шестьдесят и три гина. Дай мне и девятирядный железный аркан свой. Будь же милостив все это полностью мне ниспослать, лишь только свершится мое возрождение в мире.

— Хорошо, дам! — отвечал Хормуста, и Уйле–Бутугекчи продолжал:

— Ниспошли мне на землю трех сестер–хубилганов[25]: пусть родятся они там в мире из единого чрева со мною и пусть переродитесь в них вы, три тэнгрия, из сонма тридцати трех тэнгриев. Одного же из великих тэнгриев, в моем собственном образе, ниспошли старшим их братом–хубилганом, а остальных тэнгриев твоей свиты ниспошли мне в образе тридцати моих богатырей. Не для собственной своей прихоти домогаюсь я, чтоб вас, тэнгриев, непременно послали в мир, нет: все это я прошу, имея в виду, что если сын Хормусты–тэнгрия, придя в мир, не сумеет сесть на царство и будет превзойден людьми, то чем иным будет это для вашего имени, как не злом? Если же, напротив, он уничтожит докшитов[26] и возрадует живущих, чем иным это будет, как не благом?

И Хормуста–тэнгрий, и все тридцать три его тэнгрия рассудили так:

— Что же неправильного в этих словах Уйле–Бутугекчи? Разве мы можем хоть чем–нибудь поступиться для успеха его посольства? Мы дадим решительно все.

— Слушаю, — сказал Уйле–Бутугекчи. — Но я полагаю также, что раз ни мой старший брат Амин–Сахикчи, ни младший мой брат Тэгус–Цокто не согласились отправиться на землю, то очередное право наследования родительского престола будет за мною: после того, разумеется, как я потружусь в мире на пользу живых существ.

И снова в ответ было изъявлено согласие.

— Дай мне, родитель мой, и великий твой меч, целиком отлитый из бронзы.

— Дам! — был ответ.

— Милостиво ниспошли мне, когда свершится мое возрождение в мире, и прекрасного коня, которого не превзойти никому из живущих.

— Хорошо, дам! — был ответ.

4. Совет на земле. Предсказание о рождении Гесера

Вслед за тем и на земле, по случаю наступивших смутных времен, собирался сейм возле обо[27], называемого Куселенг: собирались не только все люди черноголовые, но и птицы, и все — триста языков живых существ — и божественная белая дева Арья–Аламкари, переводчиком.

Трое приготовили для метания жребьи: Моа–Гуши, славный Дангбо, и горный царь, Оа–Гунчид. Говорит им Арья–Аламкари:

— Киньте гадальные жребьи, вы, три волхва, и узнайте: родится или нет такой царь, который будет в силах прекратить в мире смуту?

Бросил жребий Моа–Гуши и сказал:

— Должна родиться Боа–Данцон–Гарбо: тело у нее будет хрустальное, зубы белоснежные, голова птицы Гаруди[28], волосы — злато–желтыми гроздями, а по концам волос как будто рассыпаны цветы с дерева Ута[29]. И если родится она, то будет владычицей вышних тэнгриев.

— Так, — говорит дева. — Бросайте следующий жребий.