— То–то, я думаю, насмотрелся там всяких диковинок? — добродушно спросил его кузнец.
— Да, есть о чем порассказать, а признаюсь, брат, что ничего на свете не видал лучше старшей дочери Лоухи: на всем свете первая красавица. Жаль только, спесива очень, всем женихам отказывает; а уж что за красавица — на висках по светлому месяцу, на груди красное солнышко, оба плеча сплошь звездами покрыты да и на спине рассыпано их немало. Вот невеста как раз по тебе, Илмаринен; ступай–ка в Похъёлы да выкуй ей Сампо с пестрой крышкой, так она охотно за тебя выйдет.
— Нет, брат, спасибо, не пойду, — отвечал смышленый Илмаринен, — ты, я вижу, заранее поручился за меня и пообещал меня прислать туда, чтобы себя от беды избавить; ни за что не пойду я в Похъёлы: там, говорят, людей едят да в море топят.
Вяйнямёйнен прикинулся равнодушным и продолжал говорить спокойно:
— А вот тоже видел я диковинку! Уж подлинно чудо! Представь себе: ель, вся — золотая, на верху у нее луна, а в ветвях запуталась Большая Медведица. И ведь очень близко отсюда!
— Быть не может! — отозвался Илмаринен, у которого глаза разбежались, когда он услышал, что недалеко от его кузницы есть такая диковинка, а он о ней и знать не знает. — Не поверю я, пока сам не увижу!
Как был с молотом в руках, так и выскочил из кузницы. Вяйнямёйнен за ним, привел к ели, стал показывать. Дивится кузнец, ходит вокруг дерева, заложив руки за спину, и только головой покачивает.
— А месяц–то, а звезды–то, а? Каковы? — подсказывает ему Вяйнямёйнен. — Ты просто, я думаю, можешь влезть на дерево, да и поснимать их оттуда.
Илмаринену это предложение понравилось; послушался он хитрых советов брата, полез на дерево под самые облака; а Вяйнямёйнен вдруг закричал громким голосом:
— Подымайтеся, ветры буйные, несите Илмаринена в Похъёлы!
И быстро со всех концов света налетели бурные вихри, с корнем выворотили могучее дерево и, крутясь и громко завывая, помчали Илмаринена к туманным странам Севера.
IV
Долго мчало вихрем легковерного Илмаринена, долго несло его к Северу по той дороге, которой разгуливают одни ветры да шумные бури; несло его пониже солнца, повыше месяца…
Наконец бережно опустил его вихрь на землю около самых дверей Лоухи, да так тихо, что и собаки не услыхали, не залаяли.
Беззубая ведьма тем временем сама стояла на дворе у порога и очень удивилась такому неожиданному появлению Илмаринена.
— Ты кто такой? Как это ты сюда попал? Вихрем принесло тебя так незаметно, что и чуткие собаки не услыхали.
— Да не затем я и пришел сюда, чтобы на меня собаки лаяли, — с досадой отвечал кузнец.
— Уж не из той ли ты страны, где живет знаменитый кузнец Илмаринен? Не знавал ли ты его там? Не слыхал ли, отчего так долго не жалует к нам, когда мы уже давно его ждем, чтобы он выковал нам Сампо.
— Еще бы мне не знать Илмаринена, когда я сам Илмаринен! — отвечал ей кузнец, которому польстили слова ведьмы.
Тут беззубая Лоухи опрометью бросилась в избу и давай наряжать свою младшую красавицу дочку в самое лучшее платье, надевать ей жемчуг на шею и нанизывать его на головной убор.
— Одевайся, дочка, поскорей да покрасивей; приехал к нам дорогой гость, искусный кузнец Илмаринен, тот самый, что должен выковать нам Сампо с пестрой крышкой, — сказала она дочке и пошла угощать Илмаринена.
Напоила его, накормила, потом ласково обратилась к нему с вкрадчивой улыбкой:
— Ты славишься своим искусством, знаменитый кузнец, и, верно, сумеешь мне выковать Сампо из лебяжьего пера, из капли молока, из зернышка да из руна молодого барашка. А если выкуешь, так и бери себе в жены мою младшую дочку–красавицу.
И вывела тут она свою дочку из другой комнаты напоказ Илмаринену, и очень приглянулась ему стройная красотка, одетая в наряд, блиставший золотом и серебром и цветными каменьями.
— Я тебе выкую Сампо,— сказал он,— и не трудна мне будет эта работа, потому что ведь и небо уже выковано мной.