Мифы и правда о погромах

Обвиняемых было семьдесят, свидетелей допрошено более пятисот, в том числе более сорока, вызванных — по просьбе защиты — уже в течение судебного следствия. Раскрытая таким образом картина событий всё ещё далеко не полна, но воистину ужасна. С другой стороны, хотя обвинительный акт и касается «освободительного» движения, предшествовавшего погрому, но не дает истинного понятия ни об их причинной связи, ни о глубине позора действительности.

Дабы не сомневаться в этом, достаточно указать на следующее:

I. Ни один еврей не был предан Суду, хотя своекорыстная и дерзновенная подготовка ими вооружённого восстания в Киеве, равно как наглые и вопиющие издевательства евреев над святынями народными, не подлежат оспориванию, а иудейские главари — Шлихтер и Ратнер — изобличаются целыми рядами свидетелей, безусловно.

II. Направляясь исключительно на выяснение личного и имущественного вреда, понесенного местным еврейством, — предварительное следствие не обращало должного внимания на беспримерные унижения и страдания, причиненные сынами Иуды русскому населению и доводившие его до слез от горя и стыда. Обвинительный же акт, ставя в вину подсудимым нападение на евреев только из племенной вражды (Улож. о нак: ст. 2691), не приводит для сего оснований, а усматривает таковую, по-видимому, в том стихийном взрыве народного негодования, который явился результатом предумышленного, злодейского глумления евреев и других революционеров над Всемилостивейшим манифестом 17-го октября 1905 г. и портретами Императоров России.

III. Не вызвав на суд важнейших свидетелей-очевидцев по обстоятельствам, обусловившим разгром еврейской революции русским населением в Киеве, а затем поставив защиту в материальные и формальные затруднения по обнаружению и допросу таких свидетелей на самом судебном следствии, — обвинительный акт сослался, наоборот, на таких лиц, в качестве свидетелей обвинения нынешних подсудимых, которые для этой цели явно не пригодны. Таковы например: кандидат на судебные должности Козловский, отправленный прокурором Суда «для наблюдения за погромом» и доносивший лишь о неправильных, по его мнению, действиях полиции и войск; или как некий Карвовский, по его собственным словам, не только участвовавший в революционных скопищах, но и уговаривавший солдат не стрелять — даже если офицер прикажет, или, наконец, как студент Гене, по собственному признанию стоявший и действовавший во главе банды, вооруженной револьверами — «на защиту евреев…».

IV. Называя евреев по имени и фамилии (Хана Ривис, Лейба Тейтельбаум, Мордух Сахновский, Абрам-Дувид Симкин, Шпринц Сирота, Хаим-Ицка Колин, Сруль Цаповецкий, Ехиль-Бер Жизмср, Перец Сатановский, Бася Шенкер), именуя так же еврейских свидетелей, например, — «жидовского демократа» Василия Портянку, и отводя две печатные страницы описанию убийства одного Герша Местечкина, который, как надо полагать, сам, однако, участвовал в шайке студентов и евреев, убивавшей русских людей, а затем пытался скрыться, — обвинительный акт находит об убитых русских достаточным заметить: «убито несколько громил».

V. По голословному оговору какого-то приезжего еврея, судебный следователь Люцидарский не только привлёк, — в качестве обвиняемого, Воробьева, русского купца и совладельца известной фирмы «Воробьев и Петрушенко», на Крещатике, в Киеве, но заключил его в тюрьму немедленно и, как оказалось, вполне неосновательно, ибо следствие о Воробьеве было вскоре же прекращено, а еще раньше, по ходатайству взволнованного русского купечества, обвиняемый был освобождён из-под стражи.

VI. Далее, — вызванный прокурором (по обв. акт.), в качестве свидетеля против подсудимых Бруско и Хижнякова, как якобы подстрекателей на погром (закон грозит им каторжными работами), Александр Литвинов показал, что; будучи сам осужден за подлог, он тем не менее оставался письмоводителем у судебного следователя Мерного, а, в частности, находясь с этим следователем 18-го октября 1905 г., у киевской городской Думы, в толпе, засим, — по его приглашению и под его же диктовку, написал заявление прокурору окружного суда об означенном подстрекательстве; но сделал он это ложно, — из мести за действия Бруско и Хижнякова, как полицейских чинов, относительно него, Литвинова самого, и его брата, в чем теперь и раскаивается перед Судом; следователь же Мерный невзлюбил полицию, а потому не жаловал и Бруско с Хижняковым…

VII. Параллельно с этим, — из напечатанной киевскими «освободительными» газетами, в начале настоящего процесса, телеграммы Ратнера из Петербурга явствует, что судебный следователь Киевского Окружного Суда по особо важным делам, Яценко, допросив других, самого Ратнера не вызывал хотя бы и в качестве свидетеля, а свое следствие представил к прекращению, — в виду чего Ратнер протестовал даже против упоминания о нем теперь. Неприкосновенность Ратнера, с забавным пафосом, отстаивал на судебном следствии поверенный евреев, как гражданских истцов, прис. пов. Кальманович, но Суд разрешил защите допрашивать свидетелей и о деятельности Ратнера.