Уже на третий день брестских переговоров было объявлено, что созданный под контролем германских оккупантов верховный орган Литвы (Тариба) провозгласил самоопределение Литовского государства. Одновременно Тариба декларировала «вечную, прочную связь с Германской империей». Одновременно германская делегация известила о готовности Украинской Центральной Рады подписать с Германией мирный договор, что означало бы распространение такого же «самоопределения», которое было провозглашено в Литве на богатейший край бывшей Российской империи. Потребность в захвате Украины усиливалась тяжелым положением Центральных держав, страдавших от блокады Антанты. К тому времени в Германии и Австро-Венгрии возникла нехватка продовольствия и стратегического сырья.
15 (28) декабря был объявлен перерыв на переговорах. К тому времени в России узнали о требованиях Германии и ее союзников. Все небольшевистские партии, включая левых эсеров, требовали отказа от подписания мирного договора. В большевистской партии многие поддержали позицию Н. И. Бухарина, который выдвинул лозунг «революционной войны». Разъясняя свою позицию, Бухарин объявлял, что в стране возобладала «линия мешочника», и лишь германская оккупация исправит такое положение. Бухарин рассуждал: «Единственно реальная перспектива относительно крестьян состоит в том, что эти крестьяне будут втягиваться в борьбу тогда, когда будут слышать, видеть, знать, что у них отбирают землю, сапоги, отбирают хлеб… Наше единственное спасение заключается в том, что массы познают на опыте, в процессе самой борьбы, что такое германское нашествие, когда у крестьян будут отбирать коров и сапоги, когда рабочих будут заставлять работать по 14 часов, когда будут увозить их в Германию, когда будет железное кольцо вставлено в ноздри, тогда мы получим настоящую священную войну».
Бухарин исходил из того, что оккупационные силы будут увязать в партизанской войне, нести потери, а это вызовет рост недовольства в Германии и Австро-Венгрии, а затем – взрыв революционных выступлений, которые перерастут в мировую революцию.
Бухарина поддержали немало видных членов партии: Г. И. Ломов, И. Н. Осинский, А. С. Бубнов, А. М. Коллонтай, М. С. Урицкий и другие. Они объединились во фракцию «левых коммунистов» и стали издавать газету «Коммунист». Излагая позицию «левых коммунистов», А. С. Бубнов заявлял: «Здесь мы ставим ставку… на мужика, в том самом смысле, что нам нужно в процессе борьбы против мирового империализма втянуть в нее мужика. И нужно сказать, что только партизанская борьба и может к этому привести, потому что германский империализм непосредственно замахивается на мужицкую землю. Таким образом, и здесь произойдет это вовлечение мужика в процесс борьбы… Мы должны поднимать его до себя, приобщать эту крестьянскую полупролетарскую массу к рабочим, борющимся против мирового империализма».
Ленин резко осуждал позицию «Коммуниста» относительно переговоров в Бресте и возможного подписания мира: «Когда товарищи из «Коммуниста» рассуждают о войне, они апеллируют к чувству… Что они говорят? «Никогда сознательный революционер не переживет этого, не пойдет на этот позор». Их газета носит кличку «Коммунист», но ей следует носить кличку «Шляхтич», ибо она смотрит с точки зрения шляхтича, который сказал, умирая в красивой позе со шпагой: «мир – это позор, война – это честь». Они рассуждают с точки зрения шляхтича, а я – с точки зрения крестьянина».
Такое же игнорирование интересов народов России и преувеличение возможности мировой революции были характерны и для Троцкого. Однако он исходил из того, что переговоры в Бресте продолжать необходимо, так как они могут спровоцировать революционный взрыв в Германии и Австро-Венгрии. Поэтому он предложил вести переговоры, но не подписывать мирный договор. Троцкий назвал эту позицию «ни мира, ни войны». Выступая на расширенном заседании ЦК 8 (21) января 1918 г., Троцкий уверял, что вероятность того, что на отказ подписать договор Германия и ее союзники скорее всего не ответят возобновлением военных действий. Он утверждал, что существует лишь 25 % вероятности того, что «германцы смогут наступать». Троцкий считал, что, скорее всего, ответом на его формулу «ни мира, ни войны» станет революция в Германии и Австрии.
Сознавая опасность германского наступления, Сталин был один из немногих членов ЦК, который поддержал требование Ленина продолжать переговоры в Бресте вплоть до предъявления Германией и ее союзниками ультиматума, а затем подписать договор на германских условиях. Выступая на том же совещании, Сталин заявлял: «Принимая лозунг революционной войны, мы играем на руку империализму. Позицию Троцкого невозможно назвать позицией. Революционного движения на Западе нет, нет в наличии фактов революционного движения, а есть только потенция, ну, а мы не можем полагаться в своей практике на одну лишь потенцию».