Мифы и загадки Октября 1917 года

6 – 8 марта 1918 года состоялся VII (экстренный) съезд большевистской партии. Главным на съезде стал вопрос об отношении к Брестскому миру. Не выступая против ратификации договора, Троцкий в то же время заявлял, что «для революционного пролетариата Советская власть является слишком тяжелой ношей… мы явились слишком рано и должны уйти в подполье».

«Левые коммунисты» яростно возражали против ратификации договора. А. М. Коллонтай заявляла: «И если погибнет наша Советская республика, наше знамя поднимут другие. Это будет защита не отечества, а защита трудовой республики. Да здравствует революционная война!». Бухарин полагал, что «Германия неминуемо должна будет заняться самым наглым грабежом России». Обращая одновременно внимание на «выступление Японии», он говорил о неизбежности движения против России полчищ «германских и японских империалистов». Бухарин считал, что лишь германо-японская оккупация страны способна «пробудить» крестьян России.

Отстаивая необходимость ратификации Брестского договора, Ленин 18 раз выступал на съезде. Он решительно отвергал расчеты «левых коммунистов» на скорую революцию на Западе. Он говорил: «Да, мы увидим международную мировую революцию, но пока это очень хорошая сказка, очень красивая сказка, – я вполне понимаю, что детям свойственно любить красивые сказки. Но я спрашиваю: серьезному революционеру свойственно ли верить сказкам?». Съезд 30 голосами против 12 при 4 воздержавшихся одобрил ленинскую резолюцию об утверждении Брестского договора.

Условием Брестского мира была его скорейшая ратификация. Командующий германских войск генерал Гофман писал в дневнике 7 марта, что Россия должна ратифицировать договор «через 13 дней, иначе мы пойдем на Петроград».

15 марта состоялся чрезвычайный четвертый всероссийский съезд Советов, на котором был поставлен вопрос о ратификации Брестского мира. Из 1246 делегатов коммунистов (большевиков) было 814, эсеров – 238, членов других партий – 96, беспартийных – 18. За резолюцию Ленина о ратификации договора проголосовало 784 делегата, 261 – против, воздержалось 115 (в том числе «левые коммунисты»), не голосовало – 84.

Сразу же после голосования руководство партии левых эсеров отозвало своих представителей из Совнаркома. Так рухнула двухпартийная коалиция в Советском правительстве. Эсеры не ограничились выходом из правительства. В руководстве партии велись дискуссии относительно подготовки переворота, ареста Ленина и его сторонников. Одновременно они установили контакт с Бухариным и другими «левыми коммунистами», стремясь найти в них поддержку в рядах РКП(б).

Несмотря на огромные территориальные потери Советской России (во многом умноженные отказом Троцкого подписать мирный договор), а также разорительную контрибуцию, Брестский мир остановил продвижение германских и австро-венгерских войск в глубь России и предотвратил падение Петрограда. Советская страна обрела временно мир на западной границе. К тому же тягостные последствия Брестского мира длились недолго. Революции в Германии и Австро-Венгрии, на которые так рассчитывали многие члены партии с конца 1917 года, все же произошли в ноябре 1918 г., и тогда Советское правительство денонсировало Брестский мир.

Кровавый след «ледяного похода»

Тем временем на Юге продолжались тлеть очаги Гражданской войны. Оставив Каледина и его воинство без поддержки, Добровольческая армия двинулась с Дона на Кубань. Воспеваемый ныне поклонниками Корнилова и белого движения так называемый «Ледяной поход» был так назван генералом Марковым на том основании, что однажды корниловцам пришлось переходить вброд небольшую речку, в которой вода была очень холодна. Однако гораздо больше трудностей «добровольцам» доставил холодный прием местного населения.

Деникин писал: «Казачество… считалось нашей опорой». Однако казаки не спешили присоединиться к «добровольцам». Деникин запечатлел слова одного из местных жителей: «Генерал Корнилов нас здорово срамил у станичного правления, – говорил мне тоскливо крепкий, зажиточный казак средних лет, недавно вернувшийся с фронта и недовольный разрухой. – Что ж, я пошел бы с кадетами, да сегодня вы уйдете, а завтра придут большевики. Хозяйство, жена…»

Участник «ледяного похода» Роман Гуль (который после эмиграции из России стал писателем) писал, как однажды он вступил в дискуссию в кубанском селе о целях Гражданской войны. «Хозяин убогой хаты, где мы остановились, – столяр, иногородний. – Вот вы образованный… скажите мне, почему это друг с другом воевать стали?… Вот скажем, за что вот вы воюете? – говорит хозяин и хитро смотрит». Гуль отвечал: «За Учредительное собрание. Потому что думаю, что оно одно даст русским людям свободу и справедливую жизнь». Хозяин отрицательно качает головой: «В это собрание нашего брата и не допустят». «Как же не допустят? Ведь все же выбирают, ведь вы же выбирали?». «Выбирали, да как там выбирали, у кого капиталы есть, те и попадут», – упрямо заявляет хозяин.