Мифы и загадки Октября 1917 года

Став свидетелями вопиющих жестокостей, произвола и насилия, творимых «добровольцами», братья Гуль осознали фальшь мифа о «благородных рыцарях, спасающих Русь». Свою повесть Роман Гуль завершил лаконично: «Вскоре мы с братом вышли из армии».

Между тем армия, которую вел Корнилов, столкнулась с упорным сопротивлением красных войск. В руководстве же Добровольческой армии не прекращались разногласия. Деникин вспоминал очередную стычку Алексеева с Корниловым 8 марта. Обострились отношения и с верхами кубанского казачества. Руководитель Кубанского правительства Лука Быч открыто заявлял: «Помогать Добровольческой армии, значит готовить вновь поглощение Кубани Россией». Неустойчивой была и поддержка рядовых кубанских казаков. Деникин признавал: «Казаки то поступали в отряды, то бросали фронт в самую критическую минуту».

Корнилов решил добиться перелома в неудачной кампании, взяв Екатеринодар. 12 апреля (30 марта по старому стилю) 1918 г., когда происходила осада Екатеринодара, у Корнилова состоялось совещание. Деникин вспоминал: «Собрались в тесной комнатке Корнилова: генералы Алексеев, Романовский, Марков, Богаевский, я и кубанский атаман полковник Филимонов. Во время беседы выяснилась печальная картина положения армии. Противник во много раз превосходит нас силами и обладает неистощимыми запасами снарядов и патронов. Наши войска понесли тяжелые потери, в особенности в командном составе. Части перемешаны и до крайности утомлены физически и морально четырехдневным боем. Офицерский полк еще сохранился, Кубанский стрелковый сильно потрепан, из Партизанского осталось не более 300 штыков, еще меньше в Корниловском. Замечается редкое для добровольцев явление – утечка из боевой линии в тыл. Казаки расходятся по своим станицам. Конница, по-видимому, ничего серьезного сделать не может. Снарядов нет, патронов нет. Число раненых в лазарете перевалило за полторы тысячи».

В ответ Корнилов «резко и отчетливо сказал: «Положение действительно тяжелое, и я не вижу другого выхода, как взятие Екатеринодара. Поэтому я решил завтра на рассвете атаковать по всему фронту».

Алексеев предложил отложить штурм города «на послезавтра», и Корнилов неожиданно с ним согласился. Комментируя это решение, Деникин писал: «На мой взгляд, такое половинчатое решение, в сущности лишь прикрытое колебание, не сулило существенных выгод: сомнительный отдых – в боевых цепях, трата последних патронов и возможность контратаки противника».

«Участники совещания разошлись сумрачные. Люди, близкие к Маркову, рассказывали потом, что, вернувшись в свой штаб, генерал сказал: «Наденьте чистое белье, у кого есть. Екатеринодар не возьмем, а если и возьмем, то погибнем».

После совещания Дениикин, сознававший невозможность взять Екатеринодар, сказал Корнилову: «Лавр Георгиевич, почему вы так непреклонны в этом вопросе?». «Нет другого выхода, Антон Иванович. Если не возьмем Екатеринодар, то мне остается пустить пулю в лоб». «Этого вы не можете сделать. Ведь тогда остались бы брошенные тысячи жизней. Отчего же нам не оторваться от Екатеринодара, чтобы действительно отдохнуть, устроиться и скомбинировать новую операцию? Ведь в случае неудачи штурма отступать нам едва ли удастся». «Вы выведете»… Кто-то вошел, и мы никогда не закончили этого разговора». Привел Деникин и разговор Корнилова с штабным офицером Казановичем, который также состоялся после совещания. Настаивая на штурме Екатеринодара, Корнилов сказал: «Конечно, мы все можем при этом погибнуть. Но, по-моему, лучше погибнуть с честью. Отступление теперь тоже равносильно гибели: без снарядов и патронов это будет медленная агония».

Было 8 утра 13 апреля, когда в доме, где находился Деникин, услыхали два взрыва: «Глухой удар в роще, разметались кони, зашевелились люди. Другой совсем рядом – сухой и резкий». В комнату к Деникину вбежал адъютант Корнилова Долинский. Он произнес: «Ваше превосходительство! Генерал Корнилов…» Позже в приказе, подписанном генералом Алексеевым, утверждалось: «Неприятельским снарядом, попавшим в штаб армии, в 7 ч. 30 м. 31 сего марта убит генерал Корнилов».

Очевидцев гибели Корнилова не оказалось. Не было и свидетельств того, что он был убит «снарядом». Деникин писал: «Генерал Корнилов был один в своей комнате, когда неприятельская граната пробила стену возле окна и ударилась об пол под столом, за которым он сидел; силой взрыва его подбросило, по-видимому, кверху и ударило о печку. В момент разрыва гранаты в дверях появился Долинский, которого отшвырнуло в сторону. Когда затем Казанович и Долинский вошли первыми в комнату, она была наполнена дымом, на полу лежал генерал Корнилов, покрытый обломками штукатурки и пылью. Он еще дышал… Кровь сочилась из небольшой ранки в виске и текла из пробитого правого бедра».