Мифы классической древности

Женихи между тем собрались во дворе дома и занимались бросанием дисков и метанием копий, потом, позванные глашатаем Медоном к обеду, вошли в пиршественную горницу. Уже был полдень, когда Эвмей и Одиссей направились к городу. Одиссей был опять в своем нищенском одеянии, с котомкой за плечами и опирался на толстую палку, данную ему Эвмеем. Наконец после трудной дороги приблизились они к городу и подошли к бившему из скалы ключу, в котором жители города черпали воду. Кругом была тополевая рощица, вблизи находился алтарь нимф. Здесь путников нагнал пастух коз Одиссея, сын Долиона, Мелантий, который с двумя своими помощниками гнал лучших коз из всего стада к столу женихам. Увидя Эвмея и Одиссея, начал он их ругать. «Правду говорят, — кричал он, — что один негодяй всегда ведет за собой другого, что свой своему всего ближе! Свинопас проклятый! Куда ты ведешь этого обжору, бродягу докучного, который только обивает пороги да вымаливает остающиеся крохи? Отдай его к нам в работу, вычищать хлева да переменять подстилку козлятам; он и тут сумеет разжиреть, питаясь одной только сывороткой. Да, впрочем, до работы ли ему! Его дело пьянствовать, таскаться, да набивать брюхо подаяниями. Слушай, однако, если ты ведешь его во дворец Одиссея, то переломают ему там ребра!» Так ругаясь, пастух, поравнявшись с Одиссеем, ударил его в бедро ногой, но Одиссей даже не пошатнулся, а только подумал: раздробить ли дерзкому голову палкой или ударить его головой о землю, но стерпел и перенес обиду. Эвмей же принялся ругать наглеца и, воздев руки, воскликнул: «О, нимфы потока, дочери Зевса! Одиссей всегда приносил вам богатые жертвы, услышьте мою молитву, возвратите его нам! Он бы выбил из тебя спесь, — продолжал Эвмей, обращаясь к пастуху, — и показал бы тебе, как шататься целый день и бегать без дела в город, оставляя стада без надзора!» — «Что ты там рычишь, злая собака? — воскликнул Мелантий. — Дай срок: доберусь до тебя, продам тебя в работы на острова и выручу за тебя порядочный кусок золота. А твоего Телемаха, да поразит его Аполлон своею стрелой или пусть убьют его женихи, чтобы отправлялся туда же, вслед за отцом!»

Сказав это, Мелантий пошел вперед и скоро прибыл ко дворцу, войдя куда, сел вместе с женихами за стол — напротив Эвримаха, к которому был внимательнее, чем к другим. Одиссей же и Эвмей, шедшие медленнее, подошли ко дворцу уже во время пира; из горницы до них доносились звуки лиры и голос певца Фемия. Одиссей схватил своего спутника за руку, сказав: «Эвмей, конечно, это дом Одиссея — ошибиться нельзя: длинный ряд горниц, двор обнесен зубчатой стеною, ворота двойные — насильно ворваться и не мысли! Но мне кажется, там обедают; я чувствую запах яств и слышу звуки стройной лиры, спутницы пиров». — «Ты прав, — отвечал Эвмей, — это дом Одиссея. Но надо подумать, что нам теперь делать: ты ли туда пойдешь, а я здесь останусь, или мне прежде войти, а ты здесь подождешь; но в таком случае долго тут не медли, чтобы кто с тобой не подрался и не швырнул в тебя чем», — «Иди ты вперед, — отвечал Одиссей, — а я здесь останусь; к ударам и толчкам я привык и много видел бурь морских и битв. Пусть будет со мной, что угодно Зевсу! Снести все можно, кроме требований желудка».

Пока они так разговаривали, собака, лежавшая у ворот дома, услышав их голоса, подняла морду и навострила уши. Звали ее Аргос; сам Одиссей ее выкормил еще до своего похода в Трою, и долго была она хорошей охотничьей собакой, но теперь на старости лет, в отсутствие господина, была брошена без призора и валялась чуть живая на куче навоза. Увидя своего старого хозяина, она радостно замахала хвостом, прижала уши, но, обессиленная старостью, не могла подняться с места. Одиссей, видя это, тайком отер слезу с глаз. «Посмотри, — сказал он своему спутнику, желая скрыть свое волнение, — там на навозе лежит собака. Как видно, она хорошей породы, но не знаю, была ли она легка на бег или принадлежит к тем собакам, которых знатные люди держат в роскоши?» — «Да, — отвечал Эвмей, — это была лучшая собака Одиссея; но с тех пор как его не стало, ее бросили, и нерадивые служанки забывают даже кормить ее». Сказав это, Эвмей вошел в дом, в горницу, где пировали женихи; собака же, дождавшись, наконец, после двадцатилетней разлуки своего хозяина, поникла головой и издохла.

Одиссей и женихи

(Гомер. Одиссея. XVII, 328; XVIII, 428)