Мифы Ктулху. Большая книга ужасов [Литрес]

Теперь дневной свет изменился настолько, что собравшиеся люди в изумлении уставились на горизонт. Багровая тьма, породить которую могло только спектральное смещение небесной голубизны, давила сверху на грохочущие холмы. Вновь сверкнула молния, на этот раз она была ярче, чем раньше, и всем показалось, что вокруг каменного алтаря, там, на вершине, появилась какая-то туманность. Ни один их них, однако, не ахал смотреть в этот момент в трубу: люди из Данвича вдруг ощутили свое соприкосновение с неуловимой угрозой, которой был заряжен воздух.

И тут раздались те глубокие, надтреснутые, грубые звуки, которые потом не мог забыть ни один из присутствовавших. Они были рождены не в человеческом горле, ибо человеческие органы не в состоянии породить такое акустическое извращение. Скорее можно было подумать, что они рождены были в самом ущелье, не будь их совершенно очевидным источником камень в форме алтаря. Было бы ошибкой называть их звуками – столь многое их страшный, супернизкий басовый тембр говорил напрямую смутному вместилищу подсознания и ужаса, куда более чувствительному, чем ухо, но все-таки, по форме, это были бесспорно туманные полуартикулированные слова. Они были очень громкими – громкими, как грохот снизу и раскаты грома сверху, которым они вторили – и тем не менее они исходили от невидимого существа.

«Игнаиих». игнаиих… тхфлтхкх’нгха… Йог-Сохот…» – гудел ужасающий голос из космоса. «Й’бтхнк». хь’ехье – н’гркдл’лх…»

Тут звучание приостановилось, и Генри Уилер припал к трубе, но увидел только три силуэта на вершине: фигурки яростно размахивали руками, делая странные жесты, по мере того как пение достигло своей кульминации. Из каких бездонных колодцев архаическою ужаса, из каких неизмеримых пучин внекосмического сознания или тайной, долго скрывавшейся наследственности, происходили эти неотчетливые громовые каркающие звуки? Теперь они стали более отчетливыми в своем неистовстве.

«Эх-я-я-я-яхьяах – э’яяяяааа… нгх’аааа… нгх’ааа… х’ююх… х’ююх». ПОМОГИТЕ! ПОМОГИТЕ!.. па-папа – ПАПА! ПАПА! ЙОГ-СОХОТ!..»

На этом все кончилось, Мертвенно-бледные люди на дороге все еще вслушивались в эти несомненно произнесенные по-английски слова, которые густо и громоподобно опускались из сводящей с ума пустоты над ужасным алтарем, но больше им никогда не суждено было их услышать. Вместо их раздался грохот взрыва, который, казалось, расколол юры; оглушающий, апокалиптический звон, источником которого могла быть и земля, и небо.

Единичный штык молнии ударил из багрового зенита в цент каменного алтаря, и гигантская невидимая волна невероятной силы и с неописуемым зловонием помчалась с вершины холма во все стороны; деревья, трава и кусты яростно заколыхались, а испуганные люди у подножия холма, едва не задохнувшись от смертельного смрада, с трудом удержались на ногах. Вдали завыли собаки; зеленая трава и листва деревьев на глазах увяли, приняв странный, серо-желтый оттенок, а по полям и лесам разметало бесчисленные тела мертвых козодоев.

Зловоние быстро рассеялось, однако растительность уже не восстановилась. И по сей день вокруг этою страшного холма растет что-то странное, несущее на себе отпечаток греха. Куртис Уотли пришел в сознание лишь после того, как с холма сошли трое из Аркхэма, сошли медленно, освещенные солнцем, которое вновь стало ярким и чистым. Они были молчаливы и исполнены скорби, как будто испытали потрясение от воспоминаний и впечатлений даже более сильных, чем те, которые превратили группу местных жителей в кучку дрожащих трусов. В ответ на град вопросов они только покачали головами и подтвердили самое главное.

«Эта тварь исчезла навсегда, – сказал Эрмитэйдж, – она расщеплена на элементы, из которых была сотворена изначально, и больше не будет существовать. В нормальном мире это существо вообще невозможно. Лишь самая малейшая частица его была материей в том смысле, как мы это понимаем. Оно было похоже на своего отца – и большая его часть вернулась к нему в какую-то туманную область или измерение, лежащее вне нашей материальной Вселенной, в некую бездонную пучину, из которой его на миг смогли вызвать на холмы наиболее разнузданные ритуалы человеческого богохульства и ереси».

Наступила краткая пауза, и в это мгновение рассеянные ощущения бедного Куртиса Уотли начали постепенно собираться воедино: он поднял руки к голове и издал протяжный стон. Память его, казалось, возвратилась к тому моменту, когда сознание покинуло беднягу, и увиденный в трубу кошмар вновь обрушился на него.