Мифы о прошлом в современной медиасреде. Практики конструирования, механизмы воздействия, перспективы использования

Однако сейчас в центре внимания при рассмотрении современной мифологии (и особенно мифологии информационного общества) всецело находится несколько иная тема: активная деятельность мифотворцев с использованием современных форм и средств масс-медиа. Усложнение традиционных и появление новых форм масс-медиа невольно отсылает к известному тезису Р. Барта о бесконечной суггестивности мира. Пространство масс-медиа оказывается полем развертывания бытия социального мифа, неким контекстом, оказывающим влияние на содержание, наполнение каждого конкретного социального мифа; оказывается коллективным и в то же время анонимным автором, создателем или творцом мифологической реальности. Сегодня оказывается практически невозможно обнаружить настоящего создателя социального мифа. Социальный миф эпохи современной коммуникационной революции, как и архаический миф далекой древности, не имеет автора. Он возникает вместе с разделяющей определенные ценности социальной группой; и в этом смысле похож на архаический миф, который появлялся одновременно с народом.

Возвращаясь к проектной функции социальной мифологии, следует отметить кардинальные отличия между тем, что же — в плане исторических прогнозов — могут предложить два вышеуказанных понимания социальной мифологии. В случае понимания мифологии как судьбы, мы, скорее всего, столкнемся с возможной ограниченностью или узостью просматриваемых перспектив развития. Здесь, вместо получения какого — то бы ни было реалистичного исторического прогноза, мы рискуем быть отброшенными к упрощенным схемам, к известным дихотомиям («мы — они», «свой — чужой», «герой — злодей»). В этом случае особенно актуально выглядит высказывание немецкого политического социолога А. Дернера, что сакральное упрощение лишает миф функции реалистического прогноза будущего[343]. В случае же политического проектного потенциала современной социальной мифологии на первый план будет выходить особенности и закономерности развития информационного общества, в котором имеет место следующая картина: «Масс — медиа для современного человека заменяют мифы в качестве горизонта мира»[344].

В связи с таким положением дел возникают вопросы: может ли современная социальная мифология через реализацию своей проектной функции предложить какие — либо внятные прогнозы, и можно ли считать такого рода прогнозы историческими. Или же удел социальной мифологии — оставаться неоднозначным явлением, занимающим срединное положение между классической (архаической) мифологией и современной идеологией. По нашему мнению, когда речь идет об исторических прогнозах, социальную мифологию, все — таки, не стоит сбрасывать со счетов. Но здесь стоит обратить внимание на одно немаловажное обстоятельство. Ведь прогноз, так или иначе, связан с рациональностью, с рациональным отношением к будущему. Но рациональность, понимаемая предельно широко, присуща и мифу, тем более — социальной мифологии. Так, в работе «Критика научного разума» К. Хюбнер пытается доказать, что те формы сознания, которые обычно противопоставлялись науке как иррациональные — например миф, в действительности имеют свою рациональность, которая обусловлена специфическим, отличным от научного, понятием опыта[345]. А разве для успешного исторического прогнозирования не нужны учет и понимание опыта во всем его разнообразии?

Рассмотрев проектный потенциал социальной мифологии, вернемся к утопии. Среди множества определений понятия «утопия» выделим следующее: «Утопия — понятие для обозначения описаний воображаемого/идеального общественного строя… <…> Отказ от исследования наличной общественной деятельности, интеллектуализм, стремление репрезентировать интересы человечества в целом отличают утопию от, соответственно, науки, мифологии и идеологии»[346]. Однако, когда мы говорим о социальном мифе и, тем более, о процессах мифотворчества, то именно интеллектуальная изощренность сегодняшних мифотворцев зачастую оказывается в центре внимания. Успех современного социального мифа во многом зависит от того, насколько удачно творцам мифа удается «вписывать» миф в социокультурную действительность.

Тот факт, что социальные мифы являются источниками утопии, кажется, не подлежит сомнению: «…социальные мифы, — сама стихийная социоиллюзорная реальность, реальность социокультурных иллюзий, — рационализируясь, предстает в виде утопий и идеологий»[347]. Но поспешим добавить, что социальные мифы, рационализируясь, предстают в виде… социальных мифов. Дело в том, что в любом современном социальном мифе уже наличествует изрядная доля рациональности: сам социальный миф представляет собой рационализированное явление, чем, собственно, и отличается от мифа классического или архаического. Но ведь и утопия есть продукт рационализации. Так в чем же отличие современного социального мифа от утопии? Можно рассмотреть этот вопрос и с другой стороны: мифологическое содержится и в утопии, и в идеологии, и, конечно же, в современном социальном мифе, но какова в каждом феномене природа этого мифологического?