Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья

Или история про парк, названный в честь видного коммуниста Шеболдаева, объявленного позже врагом народа, и о публике, продолжающей в простоте душевной говорить: «Я иду в парк имени предателя Шеболдаева».

Закрывая «Мимикрию в СССР», заканчивающуюся на приходе немцев в Ростов, хочется пожелать, чтобы В. А. Богдан дала этой книге дальнейшее продолжение. Последовавшая эпоха тоже ведь была драматической и интересной, и, хотя о ней немало написано, и по-разному, описание ее индивидуальной судьбы, наверное, сможет внести в общую картину любопытные детали.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), 17 сентября 1982, № 1678, с. 3.

Г. Месняев, «За гранью прошлых лет»

Имя Месняева хорошо знакомо всем тем, кто следит за русской зарубежной печатью. Его бесспорно надо отнести к числу самых талантливых, умных и культурных журналистов и публицистов из новой эмиграции, и притом еще к числу тех, которые одарены большими литературными способностями. Поэтому его книга вызывает законный интерес и большие ожидания еще прежде, чем читатель ее раскроет.

Она и хороша, конечно. Некоторое разочарование она тем не менее может вызвать, так как мы вправе были бы рассчитывать на большее. Так, как она составлена, она оставляет некоторое впечатление сырого материала, будто автор, торопясь использовать возможности издания, собрал готовый материал в нужном количестве, а не специально готовил именно такой сборник органически связанных между собою вещей.

Взятые порознь, все вошедшие в книгу отрывки по-своему интересны, и показывают широту диапазона их автора. Они правильно разбиты на три цикла; в первый входят литературные портреты двух русских поэтов, Фета и А. К. Толстого; во второй – воспоминания о дореволюционной России, в частности о кадетском корпусе и о Белом движении; в третий – очерки советского быта. Особняком стоят две маленькие зарисовки Европы – «Вайнахт» и «Святая простота».

Сожаление, о котором мы упомянули выше, перед лицом сборника, который по качеству, стоит выше многого, публикуемого в наши дни, вызывается мыслью о том, что Месняеву хорошо бы, собравшись с силами, написать роман на одну из хорошо знакомых ему тем, который полностью отразил бы его творческие возможности. Он явно справился бы с такой задачей. В частности, мы надеялись, судя по печатавшимся в «Возрождении» отрывкам, что он трудится над сочинением большого произведения в стиле биографического романа об А. К. Толстом. Но в «За гранью прошлых лет» его работа ограничилась четырьмя не очень большими главами, отражающими лишь часть жизни Толстого. Тем не менее, нам именно этот эскиз кажется лучшим в сборнике, и мы хотим о нем поговорить подробнее; но коснемся сперва других отделов.

Заметки о советской жизни – «Семигорье», «Бимлюк», «Еврейская больница» – правдивы и типичны. Они составляют вместе некое целое, ибо объединены проходящим через них образом медицинской сестры Веры Димитриевны. Единственный им упрек – это, что они лишены интриги и сюжета, чересчур фактичны и остаются в пределах очерка, в то время, как один шаг, – который Месняев почему-то не пожелал сделать – превратил бы их в рассказы, от чего они, нам сдается, сильно выиграли бы.

Одна из наиболее длинных в сборнике вещей, «Кадетские годы» представляет по форме мемуары, и на такую тему, на которую в эмиграции уже писали невероятно много. Воспоминания Месняева стоят, однако, намного выше подавляющего большинства этой мемуарной литературы и почти нигде не скатываются в слащавость, что представляет собою повальный недостаток рассказов о кадетском быте. Понятно, Месняев – опытный журналист и литератор, человек с хорошим вкусом и с глазомером. Беда только в том, что если для всех бывших учеников кадетских корпусов, – которых, конечно, в эмиграции очень много, – подобные воспоминания имеют особую магическую силу, то для всех тех, для кого это чуждая область, они интересны значительно менее.

Отрывок «Давнее», о гражданской войне, описанной с точки зрения белого офицера, ближе, чем другие вещи, к характеру настоящего романа. Это и был бы роман, если бы автор развернул сюжет на большие размеры, а не сжал в рамки коротенькой повести: материала на роман здесь хватило бы с излишком. Чрезмерная сжатость словно бы дает таланту Месняева блеснуть в полной мере, и это тем более досадно, что некоторые прекрасные с чисто литературной точки зрения пассажи в нем тем не менее попадаются. Чудесная картина русской предреволюционной деревни в начале повести напомнила нам Бунина, и это курьезно тем, что по мысли и чувству Месняев ему прямой антипод.