Еще во время Бородина Наполеон удивлялся – и спрашивал своих генералов, почему так мало пленных русских. Штабисты объясняли ему, что дело не в какой-то особой стойкости, просто русские не сдаются в плен, потому что всю жизнь воюют с турками. А турки, как известно, пленных не берут. Это, конечно, неправда от первого до последнего слова. Русские воевали не только с турками, они не менее успешно воевали с французами, итальянцами, немцами, шведами и прочая. Турки пленных брали и, отметим, довольно прилично к ним относились. А вот в плен русские не попадали, потому что это была Отечественная война – и они бились до последнего. Достаточно сказать, что рядовые русские солдаты во многих частях отказывались подчиняться офицерским приказам оставить Смоленск, и их приходилось уводить с передовой чуть ли не силой.
Между делом еще одна историческая справка. Специально для моих ожесточенных критиков в интернете, любящих подсчитывать с точностью до нескольких человек число погибших в битве при Бородино, эксгибиционистски выставляющих таким образом напоказ свою эрудицию или ублажающих собственные комплексы, даю несколько любопытных цифр из исследования профессора Дипакадемии МИД РФ, одного из крупнейших специалистов России по войне 1812 года Владлена Сироткина[21].
Цифры есть разные. Скажем, два научных редактора, которые занимались проверкой данных в этой книге, – Андрей Буровский и Геннадий Потапов – в них разошлись. Писатель Лев Вершинин, который поддержал меня в своем блоге, дал третью статистику… Правды – с точностью до одного человека мы не знаем. Оценки колеблются с шагом до 10 тысяч человек! Но факты таковы: потерь у наших было меньше, а пленные французы остались в России.
На 1 января 1813 года – война еще идет, наша армия в Европе – число французских (не в смысле национальности, а по принадлежности) пленных составляло приблизительно треть численности Великой армии. Более 216 тысяч человек. Они не все разбрелись по России, таких неорганизованных – как их называли «шаромыжников» – было 50–60 тысяч. Еще 140–150 тысяч находились в специальных лагерях для пленных. По тем временам это две полноценные армии по 100 тысяч человек или же население одной столицы Российской империи (и Санкт-Петербург, и Москва насчитывали тогда, накануне нашествия, по 200 тысяч жителей).
Не случайно правительство России, население которой тогда было порядка 35 миллионов человек, рассматривало такую огромную массу французов как потенциальную военную и социальную угрозу. Основной контингент этих пленных прошел через революционные изменения в Европе, и санкюлотские настроения в их среде были довольно сильны. Судьба этих пленных сложилась по-разному. Кого-то даже записывали в крепостные. Кого-то брали на службу.
Были попытки сформировать из них антинаполеоновские легионы – как правило, из числа итальянцев, испанцев, немцев, не французов. Бравые немцы вообще сдавались нам в плен коллективно – например, два баварских кавалерийских полка организованно сложили оружие уже в июле 1812 года, за ними последовали некоторые баварские пехотные части. Из большого числа дезертировавших немцев был сформирован целый русско-немецкий легион, впоследствии воевавший против Наполеона[22].
В честь императора Александра был также сформирован так называемый Александровский полк – по численности он походил больше на дивизию – из пленных испанцев и португальцев. Не дураки, кстати, были наши правители, понимали, кто из «союзников» Бонапарта в душе обозлен на него до предела. Так вот, несколько тысяч солдат Александровского полка, организованных и вооруженных, в 1813 году на семи английских судах отправили из Риги в Испанию – для войны в тылу против французских войск.