Читаем Мифы о русском пьянстве, лени и жестокости полностью

Ланкастеры же всерьез утверждали, что их власть над Британией предсказал не кто иной, как мудрец времен короля Артура, Мерлин.

Таковы мифотворческие традиции династических войн.

Во Франции XVI века в ходе вражды протестантов-гугенотов и католиков обе стороны не только без удержу резали друг друга, но и обвиняли в поклонении сатане, осквернении могил, поедании трупов, питье крови младенцев, гадании по внутренностям казненного.

Что правда, а что вранье, сказать было трудно: слишком много находилось «очевидцев» этих злодеяний. Включая свидетелей, которые видели, как некоторые католические девицы прогуливались по Парижу под ручку с кавалером, чью шляпу приподымали рога, а копыта лихо отбивали чечетку по мостовой.

К тому же гугеноты утверждали, что католики – парижане, жирующие за счет всей Франции, задиры и наглецы. А католики утверждали, что гугеноты – неотесанная провинциальная деревенщина[50].

С XVI–XVII веков в Европе началась эпоха сплошных революций.

Уже в ходе первой из них, Нидерландской революции 1566–1609 годов, испанцы сформировали миф о голландцах, как о вероотступниках и предателях и вообще до мозга костей порочных типах. С другой стороны, в народных легендах, песнях и сказаниях голландцев испанцы предстают сборищем мерзких садистов и патологических убийц, на которых и смотреть-то страшно. Создается мрачнейший черный миф, который можно назвать и антииспанским, и антикатолическим.

Книга Ш. де Костера написана уже в XIX веке, но ее колорит очень точно отражает этот набор политических обвинений[51]. Как и в случае с гугенотами во Франции, враждующие стороны использовали бытовые стереотипы и мифы, которые уже существовали… И превращали в политические, годные для идейного сокрушения врагов.

Каждая последующая революция в Европе создавала свой набор положительных и черных мифов. В годы Английской революции 1642–1660 годов прежнюю королевскую власть объявляли чуть ли не демонической: и распутная она, и расточительная, и злобная, и о народе не заботится. Опирается на жителей самых отдаленных, глухих районов, боится умных людей.

О самих же себе революционеры сочинили немало положительных мифов: искренне и глубоко верующие, честные необычайно и добрые к тому же – от земли, представители народа.

Что же касается фактов, то каждая новая революционная власть на практике оказывалась куда более жестокой и менее народной, чем королевская. И даже менее демократической. При новом диктаторе Британии Кромвеле был введен имущественный ценз при выборе в местные органы самоуправления – муниципалитеты. Раньше избирать и быть избранным мог всякий, кто имел на этой территории хоть какую-то собственность. Теперь избирать своих представителей в органы местного самоуправления могли всего 20 % населения. А быть избранными – не более 5 %.

«Революционная демократия» откровенно держалась на штыках.

В свою очередь королевская «партия» создавала свои мифы. Они были ничуть не хуже революционных: об ангелах на троне и вокруг трона, о черных демонах, стремящихся их погубить. Отголоски этих мифов находим и у Дюма[52]. Вспомните замечательную историю про то, как мушкетеры прячутся под помостом, где отрубают голову Карлу! Когда кровь короля капает сквозь доски на мушкетерские кружева, Атос хочет сохранить капли священной крови монарха для его сына, нашедшего «политическое убежище» во Франции.

В действительности английская буржуазная революция формально началась с того, что король Карл вошел в здание парламента, чтобы арестовать нескольких парламентариев, обвинявшихся в государственной измене. Короля сопровождали всего несколько солдат. Парламентарии воспользовались этим и выгнали короля… После этого им не оставалось ничего другого, как восстать и объявить себя правительством, иначе получалось, что, демонстративно надсмеявшись над монаршей волей, все они стали государственными преступниками. Кстати, именно с этого эпизода берет свое начало незыблемое правило британского государства, коему уже 400 лет: никогда нога монарха не смеет переступать порог палаты общин. Боюсь, исходя из исторического опыта, и сами монархи не очень-то стремились это делать.

Забавно, кстати, как этот факт соотносится с современными российскими традициями. Наш Президент тоже не очень жалует Государственную думу, в смысле старается не заглядывать туда без крайней необходимости.

Изначально как-то не было у нас любви между высшей законодательной и исполнительной властями, а после ельцинского расстрела из танков как бы мятежного российского парламента в октябре 1993 года – тем более.

А Путину уже вроде и вовсе незачем было в Думу ездить.

В IV Думе на моей памяти он побывал дважды: на открытии ее в декабре 2003 года и на торжественном заседании в петербургском Таврическом дворце по поводу 100-летия Государственной думы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

XX век флота. Трагедия фатальных ошибок
XX век флота. Трагедия фатальных ошибок

Главная книга ведущего историка флота. Самый полемический и парадоксальный взгляд на развитие ВМС в XX веке. Опровержение самых расхожих «военно-морских» мифов – например, знаете ли вы, что вопреки рассказам очевидцев японцы в Цусимском сражении стреляли реже, чем русские, а наибольшие потери британскому флоту во время Фолклендской войны нанесли невзорвавшиеся бомбы и ракеты?Говорят, что генералы «всегда готовятся к прошедшей войне», но адмиралы в этом отношении ничуть не лучше – военно-морская тактика в XX столетии постоянно отставала от научно-технической революции. Хотя флот по праву считается самым высокотехнологичным видом вооруженных сил и развивался гораздо быстрее армии и даже авиации (именно моряки первыми начали использовать такие новинки, как скорострельные орудия, радары, ядерные силовые установки и многое другое), тактические взгляды адмиралов слишком часто оказывались покрыты плесенью, что приводило к трагическим последствиям. Большинство морских сражений XX века при ближайшем рассмотрении предстают трагикомедией вопиющей некомпетентности, непростительных промахов и нелепых просчетов. Но эта книга – больше чем простая «работа над ошибками» и анализ упущенных возможностей. Это не только урок истории, но еще и прогноз на будущее.

Александр Геннадьевич Больных

История / Военное дело, военная техника и вооружение / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Сатиры в прозе
Сатиры в прозе

Самое полное и прекрасно изданное собрание сочинений Михаила Ефграфовича Салтыкова — Щедрина, гениального художника и мыслителя, блестящего публициста и литературного критика, талантливого журналиста, одного из самых ярких деятелей русского освободительного движения.Его дар — явление редчайшее. трудно представить себе классическую русскую литературу без Салтыкова — Щедрина.Настоящее Собрание сочинений и писем Салтыкова — Щедрина, осуществляется с учетом новейших достижений щедриноведения.Собрание является наиболее полным из всех существующих и включает в себя все известные в настоящее время произведения писателя, как законченные, так и незавершенные.В третий том вошли циклы рассказов: "Невинные рассказы", "Сатиры в прозе", неоконченное и из других редакций.

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Документальная литература / Проза / Русская классическая проза / Прочая документальная литература / Документальное