Мифы, предания и сказки фиджийцев

— Услышьте меня, прошу вас, очень прошу вас! Смерть уже подошла ко мне. Пощадите меня, и я сделаю вас великими вождями Ваи-ни-мала — все будут подчиняться вам. Если же не согласитесь, наведу на вас проклятие, и уж тогда никто из на-мборо никогда не станет вождем! Вы всегда будете служить чужим господам, будете у них в услужении, и никто из вас никогда не посмеет пить из истока Ваи-ни-мала. Я умираю на вашей земле, а вы не хотите спасти меня — так, как спас я одного из вас, когда волны выбросили его, отчаявшегося и измученного, на берег Левука...

Так он погиб. Моко-вутувутуа оставил своего брата, Моко-лоалоа, и с тех пор у на-мборо никогда не было ни своего вождя, ни своего предела. На земли на-мборо постоянно приходили чужие господа, и им-то на-мборо и должны были служить.

81. [Почему жители Камбара связаны с жителями Олои]

(№ 81. [55], 20-е годы XX в., о-в Камбара (?), с англ.)

Когда-то обитатели Камбара жили в Олои на Вити-леву. Но потом им пришлось покинуть родные места. Вел их дух Мбе-рева-лаки[187] — он был тогда их вождем. Под его водительством они и достигли Камбара, обосновались на острове, а гору назвали Олои — в память о родном пределе.

С собой у них была священная земля: она должна была дать плодородие их новым полям. Еще у них было с собой священное дерево[188]. Так получилось, что земли этой осталось мало. Может, обряд мбули-вануа прошел неблагополучно[189], а может, первый урожай оказался нехорош.

Послали назад гонцов — принести еще земли. А тем временем тот, первый, запас земли опалили: то ли выжигали рядом с нею лес, то ли по небрежению вырыли в этой священной земле яму для печи. Как бы то ни было, задели эту землю огнем. Вождь был в страшном гневе.

С тех самых пор земля Камбара скудна и неплодородна.

82. Почему вожди Лакемба называются Туи На-иау

(№ 82. [36], 70-80-е годы XX в., о-в Лакемба, с англ.

Записано со слов Туи На-иау. Произношение имен отражает особенности диалекта о-вов Лау, ср. Тупоу вместо Тумбоу, Фати-фати вместо Вативати и др.

О титуле Туи На-иау см. примеч. 2 к № 37.)

Великим вождем был правитель Лакемба, великим вождем был он среди духов прошлого. А по матери он был смертным; он был сыном Туи-ланги, вождя небес, а мать его, тонганка, звалась щедрой и доброй. И родился он на Тонга.

Когда он подрос, он никогда не ходил с другими детьми, а всегда держался в стороне. Мать стала спрашивать его, почему он так поступает.

— Отчего, сын мой, — спросила она, — ты гуляешь весь день один? Отчего не играешь с другими детьми на РаРа? Это и в самом деле нехорошо, сынок, ведь они зовут тебя гордецом, считают надменным и ненавидят. А когда ты станешь мужчиной, никто не пойдет за тобой бороться с врагом.

Тогда мальчик взглянул ей в глаза.

— Скажи мне, матушка, скажи, кто мой отец. У всех мальчиков есть любящие отцы. Даже у маленького горбуна Туа-пико есть отец. Я сам видел, как он в самом разгаре игры в сражение с врагом, когда мальчишки уже волокли но земле тела побежденных противников, вдруг опрометью бросился к человеку, что шел с корзиной ямса со своего участка. И кричал: "Отец, отец!" И тот остановился, поставил корзину, улыбнулся Туа-пико, обнял, поцеловал его, посадил к себе на плечо и стал танцевать. А Туа-пико радостно смеялся. И другие мальчики — у них у всех есть отцы, что учат их метать копье и дротик, биться с палицей в руках, быть готовым к бою. Меня же некому учить.

Тут мальчик усмехнулся, глаза его сверкнули, и он тихо сказал сам себе: "Но я и сам научусь. Еще немного — и они увидят, чье копье быстрее взовьется в воздух и чья палица лучше всех раскроит череп врага".

А в сердце матери вошло беспокойство: она боялась скрывать от него имя отца, но и открыть его тоже боялась — ведь тогда мальчик покинул бы ее. И она заплакала, горе ее было велико.

— Да, сын, — сказала она, — у тебя тоже есть отец. И отец моего сына не таков, как все эти отцы, обычные люди. Но я боюсь, боюсь раскрыть тебе его имя, иначе ты покинешь меня, оставишь здесь одну! Не оставляй, не оставляй же меня! Я так тебя люблю. Если ты уйдешь, я умру.

И она горько заплакала, а сын только ухмыльнулся и тихо, спокойно сказал:

— Скажи мне его имя, или я убью тебя.

И тогда она сказала, и тут же он ушел, а она осталась горевать одна.