— Молодым охотником первую убитую белку положили мы в мешок, что без дела не развязывают, из которого вещи зря не выкладывают. Пусть охотник счастливым будет! А ты смотри эту белку никому не давай!
Вечер настал, спать легли. Утром встали, внучек говорит:
— Это в поселок столько зверя приходит. А пошел бы я в лес, вот там много добыл бы.
— Э-э, внучек, куда тебе в лес идти: ноги твои еще слабы, руки немощны.
— Нет, — говорит, — я пойду.
Заладил "пойду", что поделаешь?! Сделала бабка ему берестяной кузовок, снарядила его и говорит:
— По большой тропе не ходи. Отец твой по той тропе ходил, так и погиб. Но маленькой, по правой дорожке отправляйся, а по большой не ходи.
Эква-пырись кузовок на плечи поднял, из дома вышел. Немного отошел, верно: дорога натрое разделилась. Две маленькие тропки в разные стороны пошли, а большая тропа меж ними прямо легла. На развилке парта стоит, к дереву прислонена. Постромки, лямки тут же повешены. Нарту на землю опустил, кузовок свой на нее положил:
— Что это нарта здесь зря стоит? Возьму ее.
Собаку запряг, кузов к нарте завязками прикрутил, сам впрягся и вместе с собакой нарту потащил. Не долго думая, по большой тропе отправился. Немного они отошли, попалась им по дороге речка. Такая, что по ней и на лодке проехать можно, и веслом погрести можно. Эква-пырись остановился, думает: "В верховьях речки уже, наверно, какие-нибудь звери-животные водятся. Места там сырые да болотистые, по берегам и зверь держаться должен. Да, наверно, и кедровники есть. Пойду туда".
Вверх по речке повернул и пошел. Три плеса только прошли[373]
, скалы к берегу подступили. Мыс скалистый только обогнули, в это время трехголовый менкв с криком да с хохотом со скалистого берега на реку скатился.— А-ха-ха, внучек, как ты вырос! На промысел ходить стал! Меня товарищем, может, возьмешь?
— Да что я знаю? — Эква-пырись отвечает. — Ты вон старик, лес-то уж, конечно, сам знаешь. Ты меня товарищем, может, возьмешь?
— Нет, из поселка пришедший человек, эта тропа — твоя тропа[374]
. Ты хозяин.— Да ну пойдем, пойдем, — Эква-пырись говорит, — раз ты такую большую охоту, такое желание возымел. Пойдем.
Отправились.
— Внучек, — менкв говорит, — садись-ка ты на парту, да и собачку свою тоже сажай. Нарта твоя, поди, не сломается!
— Нарта моя, дедушка, выдержит, — Эква-пырись сказал.
Взобрался на нарту. Едут дальше. Три плеса прошли, скалистый мыс к реке вышел. Мыс огибать стали, пятиголовый менкв с криком да с хохотом с мыса на реку скатился.
— А-ха-ха, внучек, вот как ты подрос, на промысел уже вышел! Ты трехголового деда в товарищи взял, меня тоже прими.
— Давай присоединяйся, что плохого?
Теперь два менква нарту тянуть стали.
— Дедушка, ты кузов свой на парту положи, — Эква-пырись говорит.
— Карточка твоя не выдержит, сломается.
— Нарта моя не сломается, клади.
Положил пятиголовый менкв свой кузов на нарту и пошли они дальше. Три плеса прошли, со скалистого мыса, что к реке вышел, семиголовый менкв скатился. Кричит:
— Эге, внучек, человек-то, видно, подрастает да поспевает! Вон ты уже какой стал! Лесовать начал! По дороге, по какой отец твой ходил, предки твои ходили, теперь и ты направился? Дедов своих товарищами взял, может, и меня примешь?
— Что же спрашиваешь? Уж если кто лес знает, так это ты!
— Э-э, нет, внучек. Эта тропа — твоя тропа. Ты хозяин, у тебя и спрашиваю.
— Ну пойдем, пойдем! Кузов свой ты на нарточку положи.
— Внучек, а не сломается она?
— Нет, моя нарта не сломается, выдержит.
Семиголовый менкв кузов на нарту положил, лямку взял, теперь все трое потащили. Так потащили, что снег вокруг нарты завиваться стал, точно в грозу облака клубятся. Но лесу треск пошел, точно в грозу гром гремит. В ушах лишь посвистывает. Долго шли, коротко шли, добрались до болот в вершине речки. Там, где болота видны стали, на берегу лесная избушка стоит.
— Это чей дом, внучек?
— А я откуда знаю, — тот отвечает.
— Это отца твоего первый лесной дом[375]
.Дальше идут. В начале болота на берегу опять лесная избушка стоит.
— А это чей дом, внучек?
— Откуда ж мне знать?
— Это предков твоих средний лесной дом.
Опять дальше идут. Долго идут, коротко идут, за краем болота, на сопке, дом стоит. Стены из целых лиственниц, из целых елей сложены.
— Чей дом, внучек?
— Э-э, дедушка, откуда ж мне знать?
— Это, внучек, предков твоих дальний лесной дом. Отсюда они, бывало, назад поворачивали. Здесь их лесной тропы начало. А теперь, внучек, наруби-ка дров!
Эква-пырись взял свой тупой топоришко, поднялся, стал дрова рубить. Рубить взялся — лиственницы да ели так и валятся. Нарубил, кончил. У трехголового менква треухий медный котел, у пятиголового менква пятиухий медный котел, у семиголового менква семиухий медный котел.
— Ну, внучек, — говорят, — наготовь воды.
Эква-пырись воду готовить на улицу выскочил. Котлы снегом набил, в дом втащил, посреди дома над очагом повесил. Снег растаял. Трехголовый менкв треухий котел выпил:
— Ага, внучек, с талой водицы и язык мой отмяк, глотка отошла.
Пятиголовый менкв пятиухий котел выпил: