Мифы революции 1917 года

В России еще в середине XIX века распространилось мнение, будто революции в общественной жизни совершаются по воле отдельных злонамеренных лиц, обуянных бесовщиной. В романе Ф.М. Достоевского «Бесы» главный герой утверждает: «Мы сделаем такую смуту, что все поедет с основ». Но, кроме зверского убийства, его тайная организация ничего сделать не смогла. Нечто подобное происходило в действительности. Более того, партия социалистов-революционеров осуществляла сотни террористических актов. И все-таки, несмотря на многочисленные жертвы, никакой революции они не совершили.

Те, кто обвиняют в революциях конкретных людей, подпольные общества или партии (короче — революционеров), подобны верующим в силу магических заклинаний… Впрочем, за последние два десятилетия у нас в России приобрели невиданную популярность всяческого рода колдуны, маги, экстрасенсы, ворожеи, гороскописты. Очевидный показатель утраты здравого смысла! Данный феномен обстоятельно проанализировал Сергей Георгиевич Кара-Мурза в книге «Потерянный разум».

Подлинные революции стихийны подобно природным катастрофам. Они вызваны глубинными процессами, происходящими как в общественной системе, так и в общественном сознании.

Чрезвычайно трудно объективно относиться к социальным катастрофам и революционерам. Исследователь вынужден выбрать определенную идейную позицию. Он может быть сторонником или свергнутого, или установившегося нового строя; ему могут быть по нраву эволюционные медленные изменения и не нравиться резкие преобразования как таковые (хотя подобная точка зрения нелепа; это все равно что отрицать землетрясения или цунами вместо того, чтобы изучать их причины и разрабатывать мероприятия по предотвращению катастроф или уменьшению их нежелательных последствий).

Слишком многое зависит от общественного мнения, установок власти, состояния государства. Например, за последние два столетия в сознании российской публики складывались два несовместимых, полярных, предельно контрастных взгляда на эти вопросы.

В царское время официальная пропаганда клеймила революционеров как смутьянов, насильников, врагов России, агентов западных держав, анархистов-антихристов, обуянных бесовской гордыней и страстью к разрушению. Однако в среде интеллигенции, деятелей культуры возникло и со временем приобрело немалую популярность иное мнение: это — бесстрашные борцы за правое дело, за справедливость, свободу, равенство и братство, за освобождение русского народа от гнета самодержавия, мироедов, эксплуататоров.

После установления власти большевиков отношение к революционерам изменилось на прямо противоположное. Официальная пропаганда представляла их (не всех) как героев и борцов за правое народное дело. А в кругах интеллектуалов западного и «почвенного» направления складывались о них негативные представления. Первые утверждали, что советская власть отказалась от благодетельной буржуазной демократии, установив тоталитарный режим, подобный царскому. Вторые обвиняли революционеров в разрушении искони русской триады «Бог, Царь и Отечество», равно как «православие, самодержавие, народность», даже несмотря на то что свергла царизм именно буржуазия.

В одном были едины царская, буржуазно-демократическая и советская власть: они крайне отрицательно относились к анархизму. Это естественно. Руководители государства не могут признать благом безвластие.

…Сергий Булгаков, говоря о событиях 1905 года в России, отметил: «Если до революции еще легко было смешивать страдающего и преследуемого интеллигента, несущего на плечах героическую борьбу с бюрократическим абсолютизмом, с христианским мучеником, то после духовного самообнаружения интеллигенции во время революции это стало гораздо труднее».

Добавим: еще резче это обозначилось во время и после 1917 года. Тогда представители русской интеллигенции оказались по разные стороны баррикад и фронтов. Даже многие священнослужители не были смиренны, не стали «над схваткой», призывая не к братскому единению, а к братоубийству. Об этом свидетельствовал Сергей Есенин, которого нельзя заподозрить в предвзятости. Он пересказал признания монахов в своей родной деревне:

И говорят,
Забыв о днях опасных:
«Уж как мы их…
Не в пух, а прямо в прах…
Пятнадцать штук я сам зарезал красных,
Да столько ж каждый,
Всякий наш монах».

Христианское подвижничество смиренно. В этом отношении оно противоположно революционному порыву. Но и то, и другое в своем искреннем, подлинном виде проявляется не слишком часто. Мало ли лицемеров святош? Не менее и тех, кто использует революционную ситуацию в своих эгоистических целях.

В угаре политических распрей или тем более гражданской войны, борясь за власть или обретя ее, люди преображаются. Экстремальные ситуации вызывают экстремальные действия. Как поступать в таких случаях? Бороться за свержение существующего строя или защищать его?