Мифы Великой Отечественной — 1-2

Элегантной киноактрисой и режиссером была не кто иная, как Лени Рифеншталь (1902–2003), создатель знаменитого фильма «Триумф воли». В Конске восторженная поклонница фюрера и ее съемочная группа случайно стали свидетелями не случайного инцидента, а обычного расстрела заложников в ответ на убийство поляками нескольких немецких солдат. Такие расстрелы с самого начала войны проводились во многих польских городах. Естественно, никто наказан не был, поскольку экзекуция производилась с ведома и одобрения армейского командования[210]. Надо сказать, что инцидент в Конске сильно повлиял на восторженную Рифеншталь, но, как мы видим, совершенно не отразился на мировоззрении генерала Эриха фон Манштейна.

Польская кампания завершилась блестящим успехом — и оставила Германию более чем в двусмысленном положении. На западе Англия и Франция объявили немцам войну, на востоке Советский Союз формально поддерживал дружественный нейтралитет, обеспеченный пактом о ненападении и секретным протоколом к нему Дальнейшие цели войны ясны не были; более того, именно здесь сложившаяся в Германии коалиция впервые серьезно разошлась во мнениях.

Крупный бизнес в принципе был против войны с Англией, хотя не возражал против ослабления Франции. Единственное, что оправдывало в его глазах конфликт с англичанами, — это перспектива возвращения Германии ее прежних колоний, в первую очередь африканских. Однако главным своим врагом эта часть коалиции продолжала считать Советский Союз, а главным направлением будущей экспансии — восток и юго-восток, то есть Балканы и, возможно, Восточное Средиземноморье.

Внутри НСДАП мнения разделились. С одной стороны, большевики были главным идеологическим противником нацистов; вдобавок Гитлер и большинство его соратников со времен «Майн кампф» и дружбы с ультраправыми белоэмигрантами типа Шойбнер-Рихтера воспринимали Россию как «колосс на глиняных ногах», который может стать легкой добычей. С другой стороны — довольно большое количество примкнувших к нацистской партии политиков времен Веймарской республики, в основном окопавшихся в Министерстве иностранных дел, выступали за продолжение линии на дружбу с Россией и считали главными врагами англичан и французов. Гитлер же, как мастер экспромтов, предпочитал не становиться окончательно ни на одну из точек зрения.

Для армии в принципе не имело особой разницы, с кем воевать — с русскими или французами, хотя кампания против Англии воспринималась как беспочвенная фантастика. Уже во второй половине сентября помощник Гальдера, обер-квартирмейстер Генерального штаба ОКХ Карл Генрих фон Штюльпнагель, разработал предварительный план ведения военных действий на Западе. План предусматривал начало активных операций только в 1942 г., когда будут собраны необходимые ресурсы для прорыва «линии

Мажино». Возможность ее обхода через Бельгию и Голландию в плане не рассматривалась — по словам Манштейна, «так как германское правительство незадолго до этого обещало этим странам уважать их нейтралитет». Основываясь на разработке Штюльпнагеля, на встречах 30 ноября и 5 октября Гальдер и Браухич заявили Гитлеру о невозможности начать наступление на Западе в ближайшее время.

История с планом Штюльпнагеля выглядит странно. Дело в том, что на совещании Гальдера с Браухичем 29 сентября, согласно дневнику Гальдера, нарушение нейтралитета Бельгии рассматривалось как само собой разумеющееся. А вот кто выступал против него, так это Вильгельм Риттер фон Лееб, командующий группой армий «Ц» на западной границе, 11 октября отправивший Браухичу соответствующий меморандум. Более того, 31 октября Лееб направил Браухичу следующее письмо, где объяснял свою позицию:

«Чем более мы уделяем внимание Западу, тем свободнее становится в своих решениях Россия… Успехи на Востоке, сопровождаемые желанием совместить их с взаимоотношениями с Западом, означали бы впасть в роковую ошибку, не увязанную с действительностью»[211].

Таким образом, речь шла лишь о том, где следует продолжать войну — на Западе или на Востоке. Впрочем, нежелание Англии и Франции «брать подачу» Гитлера, несколько раз публично заявившего о желании заключить мир, сделало подобную дилемму умозрительной. Уже к концу октября Генеральному штабу ОКХ стало ясно, что кампании на Западе не избежать, причем проводить ее придется в самом ближайшем времени. В итоге родился план «Гельб», предусматривавший нанесение удара через Бельгию и Голландию к побережью Ла-Манша с последующим поворотом на юг и наступлением на Францию с севера.