Над столом повисло облако напряжения, игроки уставились друг на друга, словно выписывающие зловещие круги хищники. Такая атмосфера царила во время партии в клубе «Чет-нечет», но тогда я этого ожидал. В карточной игре глупо рассчитывать на поддержку или сочувствие от совершенно незнакомых людей. Проблема в том, что, как только фишки были брошены, эти трое, казалось бы мои лучшие друзья, превратились в совершеннейших людоедов… уж извините меня за такое сравнение.
– По-моему, ты блефуешь, братец! Накину еще сорок.
Я сглотнул и подтолкнул в банк еще одну стопку моих тающих на глазах фишек.
– Поддерживаю.
– Вы меня побили, – пожал плечами тролль. – Я пас.
– Что ж, Скив. Остаемся только ты да я. У меня Эльфийский флеш.
Она показала руку и выжидающе посмотрела на меня.
Я, как мне казалось, уверенным жестом перевернул свои темные карты.
На миг воцарилась тишина. Все подались вперед и уставились на мой расклад.
– Скив, это не карты, а барахло, – сказала наконец Тананда. – Ааз скинул лучшую руку, чем эта, без своих темных карт. Я разнесла тебя в хлам.
– Партнер, – ухмыльнулся Ааз, – она пытается сказать, что тебе следовало либо вовремя сбросить карты, либо сделать рейз. Коллировать ставку, когда карты, которые она показывает, превосходят твою руку, – значит просто выбрасывать деньги на ветер.
– Ладно, ладно! Я тебя понял.
– Неужели? У тебя еще осталось около пятидесяти фишек. Уверен, что хочешь проиграть и их тоже? Или нам следует поделить фишки и начать все… заново.
– Успокойся, Ааз, – приказала Тананда. – У Скива была система, и она сработала в тот раз. Почему бы ему не попробовать ее снова, прежде чем ему насильно скормят что-то новое?
Они имели в виду мое изначальное сопротивление урокам Драконьего покера. Я уже почти решил вести предстоящую партию так же, как я играл в клубе «Чет-нечет», а не пытаться с наскока изучить правила. После короткой дискуссии (читай: спора) было решено сыграть демонстрационную партию, чтобы я мог показать тренерам, насколько хорошо работает моя система.
И я им показал.
У меня неплохо получалось читать Ааза, возможно, потому, что я знал его как облупленного. А вот Корреш и Тананда ставили меня в тупик. Я не мог уловить в их речи или жестах никаких подсказок, равно как обнаружить какую-либо очевидную связь между их ставками и картами в их руках. За удручающе короткое время я лишился моего стартового количества фишек.
Затем мы снова разделили стопки и начали заново… с тем же результатом. Мы приближались к концу третьего раунда, и я был готов сдаться.
Как бы мне ни хотелось уверить себя, что просто шла не та карта или что мы разыграли слишком мало рук, чтобы я мог установить закономерности, ужасная правда заключалась в том, что мне никак невозможно было тягаться с ними. Я имею в виду, обычно я мог определить, когда у игрока более-менее хорошая рука. Затем следовал вопрос, «насколько она хороша», а точнее, лучше ли она моей.
Разумеется, то же самое касалось и слабых рук. Я зависел от умения обнаружить игрока, который делал ставку на руку, требующую некоторого улучшения, или если он просто делал ставку на то, что другая рука в раунде будет еще хуже, чем его. Однако в этой «демонстрационной игре» меня раз за разом заставали врасплох.
Слишком часто рука, которую я считал ни на что не годной, оказывалась самой мощной. Мягко говоря, это удручало. Этим игрокам даже в голову не пришло бы бросить вызов Малышу, но и они общипывали меня, как предназначенного к обеду гуся, особо даже не напрягаясь.
– Я знаю, когда меня обыгрывают, Ааз, – сказал я. – Даже если это понимание приходит ко мне позже, чем к остальным игрокам. Я готов взять предложенные тобой уроки… если ты по-прежнему считаешь, что они принесут какую-то пользу.
– Конечно, принесут, партнер. По крайней мере, вряд ли это повредит твоей игре, особенно принимая во внимание сегодняшний вечер.
Да уж, изверг знает, как подбодрить вас.
– Ну, старина Ааз, – перебил его Корреш. – Скив старается, как может. Он просто пытается не падать духом в дрянной ситуации… как и все мы. Давайте не будем усложнять ему жизнь. А?
– Наверное, ты прав.
– И не отпускай таких комментариев, когда рядом Марки, – вставила Тананда. – Похоже, у нее клинический случай восхищения новым папой, в котором она видит героя, и он нам нужен как авторитетная фигура, чтобы держать ее в узде.
– Кстати, о Марки, – поморщился мой партнер, оглядываясь по сторонам, – где эта наша ходячая зона бедствия?
Заключительная часть нашей вылазки по магазинам прошла не слишком гладко. Настроение Марки постепенно ухудшалось. Дважды от тотальной катастрофы, когда она начинала капризничать, нас спасло лишь своевременное вмешательство наших наблюдателей. Не желая лишний раз рисковать, я объявил о завершении нашего похода, чем едва не спровоцировал очередную истерику со стороны моей юной подопечной. Меня мучил вопрос, случалось ли другим родителям прерывать поход за покупками из-за капризного ребенка.