— Ну, что ты. Я уже в аэропорту. Вот-вот объявят посадку на Рим.
— А когда вернешься?
— В субботу… А когда надо?
— Понимаешь… Кате придется слетать в Минск на несколько дней. Расписаться нам надо, на Марту оформить документы. А доктор вчера не рекомендовал дальние поездки. Нельзя ей сейчас заболеть.
— То есть мне надо побыть с Мартой? А доверяешь?
— Я — да. Правда, пока не знаю, как Катя к этому отнесется.
— Я с ней поговорю. Она мудрая, доверит. Предложу ей отправить Марту погостить у нас с Каролиной, пошлю за ними Симона. У тебя прелестная девочка, мы с ней успели подружиться. А о Кате я вообще могу говорить только в превосходных тонах. Жаль, что вы потеряли столько времени.
— Да, жаль.
— Теперь остался только Сережа. Но, поверь, это вопрос времени. Мне вчера звонила Астрид, мы говорили о Зигфриде. Она уже сама хочет, чтобы вы встретились и поговорили. Но он пока… не готов.
— Я понимаю. Буду ждать, сколько понадобится.
— Я надеюсь, что с этим ему поможет Марта. Они ведь теперь брат и сестра.
— Да. Только она это пока еще не осознала… Представляешь, за вчерашний день ни одного каприза, ни слезинки.
— А я тебе что говорила? Маленькая она еще. Всё хорошо будет… Посадку объявили, — в телефоне послышался голос диктора. — Что-то еще?
— Вопрос с продлением вида на жительство Кати…
— Никаких вопросов, всё решим. Успею написать Каролине до взлета.
— Фамилии пока не будем менять. Не успеем, мало времени на оформление разных документов. Сделаем после…
— Я поняла, дорогой… Мне пора.
— Спасибо, Хильда! Ты в самом деле моя вторая мама. Теперь я убежден, что так бывает не только в кино. Мне повезло.
— Мне тоже повезло, Вадим. Теперь я вправе считать себя дважды бабушкой.
— Трижды. Скоро ты станешь трижды бабушкой… У нас с Катей будет еще один ребенок. У меня до сих пор голова кругом: один, второй… Стоило один раз встретиться — и, пожалуйста, третий! — не сдержав эмоций, поделился Вадим.
— Поздравляю! — Хильда облегченно выдохнула. Вопрос, от кого на самом деле беременна Катя, нет-нет да и беспокоил ее. — Счастлива! Радуюсь вместе с тобой!
— Спасибо! Вернешься — дай знать. Я здесь до воскресенья.
— Обязательно! А первой маме ты сообщил?
— Еще нет. Сейчас позвоню.
— Немедленно звони Нине Георгиевне!
— Слушаюсь! Мягкой посадки, моя вторая мама!
Повеселев, Вадим посмотрел в окно напротив — все та же занавеска, но он чувствовал на себе пристальный, изучающий взгляд. Взгляд сына.
— Доброе утро, мама! — набрал он следующий номер.
— Доброе, сынок! Мы как раз только что говорили о тебе с Галей! — в трубке было хорошо слышно, как на кухне работает телевизор, тявкает Кельвин-второй.
— Галине Петровне и Михаилу привет. Мама, я сегодня не вернусь. Только в воскресенье прилечу.
— Один?..
Вадим растерялся: что значит «один»? И вдруг до него дошло, что она имеет в виду.
— Пока один. Но ты не расстраивайся. На следующей неделе прилетит…
— …Катя?!
Сын замер, усмехнулся. Ну что он может со всеми поделать? Только соглашаться!
— Да, мама, Катя.
— А девочка? Марта, кажется…
Вадим сделал паузу, прикрыл на секунду глаза, выдохнул.
— Твоя внучка пока не может прилететь. Марта вернется в Минск после операции.
— Внучка?.. Ты сказал — внучка? Я не ослышалась?!
— Нет, не ослышалась. Марта — моя дочь.
— Вадик, а как же?..
— Мама, вернусь — все объясню. Вечером мы тебе позвоним все вместе, обещаю. Всё, жди звонка. Я пошел в дом…
Нина Георгиевна опустила руку с крепко зажатым в ней телефоном, посмотрела на подругу.
— Что там? Какая внучка? — обеспокоенно спросила слышавшая весь разговор Галина Петровна.
— Галя, у меня есть внучка… Марта. Дочь Кати… и Вадима. Надо подумать, в какой из комнат подготовить детскую! — подхватилась она с места.
— Конечно, в моей бывшей комнате! Она самая уютная и рядом с твоей… — засеменила следом по лестнице Галина Петровна…
…Катя с умилением наблюдала, как маленький Ванечка, засыпая, все реже почмокивает губенками. Наконец, отпустив сосок, он несколько раз нахмурил бровки, блаженно улыбнулся и уснул. Крепко. Часа на два как минимум.
В отличие от первого, второе материнство для Кати было состоянием полного счастья. Дочь после рождения так и не притронулась к груди: после операции силенок у нее было маловато, молоко от постоянной нервотрепки быстро перегорело. И спала Марта мало: капризничала, часто плакала. То ли от боли, то ли от повышенного тонуса. Так что Кате постоянно приходилось носить ее на руках. Только после года полегчало: и спать стала дольше, и капризничать меньше. Всё больше улыбалась и болботала.
Сын же с первого дня вел себя совершенно иначе, спал крепко и подолгу, рано начал улыбаться, гулить, проголодавшись, оглашал округу требовательным ревом, ел долго и основательно. Но самое главное — был абсолютно здоров.
Спрятав грудь в бюстгальтер, Катя застегнула пуговички на кофте и с умилением наблюдала за спящим на руках сыном: «Сладкий мой, как же я тебя люблю! Какое это счастье — держать тебя на руках, кормить грудью!»
Приоткрылась дверь. В комнату вошел Вадим.