Миг единый

— Конечно, — сказал он. — А почему бы нам с Наташей не завести тайны?

— И вправду, — насмешливо подхватила она. — Ведь это так естественно.

Ну, вот это уж другое дело, такой тон больше подходил ей.

— Я, кажется, видел телефон в той комнате, где камин…

И пока он шел коридором, потом звонил — вызывал машину, все думал о странном разговоре с Наташей.

В машине он ехал прикрыв глаза, энергичный голос Наташи снова зазвучал рядом, на этот раз он уловил в нем уж очень знакомую интонацию, где-то рядом, совсем рядом существовала разгадка…

8

Все утро Николай Васильевич вызывал к себе начальников участков, и ему становилось ясно: люди на заводе не были готовы принять этот цех, он был для них словно марсианский корабль, приземлившийся возле старенького крыльца их дома; его быстро воздвигли благодаря технике, которую двинули в Высоцк, но понять сущность этого цеха те, кто будет его эксплуатировать, так и не смогли.

История этого цеха для Николая Васильевича началась с того мгновения, когда правительство поставило перед министерством задачу обеспечить железнодорожный транспорт колесами высочайшей прочности: вагонный парк стремительно обновлялся, а колес не хватало. Но это было только частью задачи. Скорости — вот что было главным. Колеса, которые выпускались на двух заводах страны, выдерживали скорость железнодорожных составов до ста километров в час, но уже сейчас этого было мало, а пройдет десять — двадцать лет, и скорость достигнет двухсот километров, а может быть, и больше. Конечно же для производства новых сверхпрочных колес требовалась принципиально новая технология. Два научно-исследовательских института и один проектный, подчиненные министерству, взялись решать эту задачу. В главке посмеивались: снова изобретали колесо. С самого начала было решено: в цехе применить новейшие автоматические линии. Использовать космизированные орудия труда, — Николай Васильевич, как ученик Поповского, придавал этому особое значение, в институтах министерства давно уже работали над применением в металлургии различных микрочастиц, над внедрением лазерной, плазменной, радиационной технологии. И вот — цех готов. Каждый день простоя — огромные убытки. Но люди, прежде работавшие на заводе, не знакомы были с новой техникой. По докладным Николай Васильевич знал: дважды пытались осуществить пуск, и оба раза это приводило к авариям; неделю назад при такой попытке вспыхнул было пожар, загорелись фермы, хорошо, успели быстро загасить. Да, те, кто здесь работал, не знали новых электронных систем, ни лазерной, ни плазменной технологии, не умели сочетать действие одного участка с другим; в новом цехе ничего не годилось из старых, отработанных методов, надо было уметь считать по-новому, учитывая небывалые прежде в промышленности скорости. Цех строили, составляли графики, рапортовали о выполнении плана, но не позаботились о главном: кто же будет работать на линиях?

Сейчас самое важное найти людей, которые бы сумели пустить цех. Кто же даст этой огромной махине толчок, с которого начнется все движение?

Инженеры, с которыми говорил Николай Васильевич, разделились на две группы — одни не верили: «мы так не считали и считать не научимся»; другие бодрячески утверждали: «и не такие трудности одолевали, одолеем и эту». «Самоуверенность невежества всегда находится точно в обратном отношении к самоуверенности науки», — усмехнувшись, вспомнил Николай Васильевич из Поповского.

Все время, пока Николай Васильевич занимался начальниками участков, Шергов неотлучно присутствовал рядом, слушая с обостренным вниманием, но к полудню Николай Васильевич обнаружил, что Шергова нет рядом, он вышел минут сорок назад да так и не вернулся. Ельцов, отводя в сторону вечно сонные глаза, сообщил: директора срочно вызвали в третий цех.

— Авария?

— Возможно, — неопределенно ответил Ельцов.

Николай Васильевич и прежде был наслышан, что в старых цехах Высоцкого завода и дня не проходит без происшествий, — это в докладных не раз ставилось Шергову в упрек, — а сегодня тем более всякое могло произойти, есть некий необъяснимый закон, его знает любой хозяйственник: в дни, когда прибывает на завод начальство, обязательно должно произойти что-то скверное, непредвиденное, — этот закон называют «законом повышенной стервозности».

— Проведите меня к Шергову, — потребовал Николай Васильевич.

Ельцов замялся, тогда уж Николай Васильевич повторил свою просьбу более настойчиво, и Ельцов покорно согласился.

Они прошли через двор извилистой асфальтовой дорожкой, сначала под эстакадой, затем поднялись на длинный переходный мост с деревянным настилом, под ним электровоз тянул несколько открытых платформ с заготовками, и с этого моста Николай Васильевич увидел впереди тяжелое здание цеха из темного, прокопченного кирпича и неподалеку от высоких его ворот, покрашенных в красное, довольно большую группу рабочих; они о чем-то переговаривались, курили, перешучивались. Когда спустились к ним, Ельцов спросил:

— Почему здесь?

Ему тотчас ответило несколько голосов:

— Директор приказал…