Мне ничего не было жалко, но я не могла понять, почему Женя так мягко, без неловкости передо мной, тут же отдал кольцо Вике. Мне было это странно и обидно. Тем более что Женя привез целую коробку ювелирных украшений для Вики по ее списку-заказу. Естественно, вспомнилось, что для Саши Музыкиной он таскал из дома Викины украшения. Было обидно… но радость от возвращения Жени была столь велика, что перекрыла внутреннее несогласие и недоумение. Вечером поехали на Кутузовский к родителям ужинать.
Так начался послесингапурский период жизни. Многое хотелось друг другу рассказать. И наступили будни: у Жени – окончание института, у меня – работа. Все время гости. Холодильник так мы и не смогли купить, невзирая на командировку. О телевизоре даже и не мечтали. После защиты диплома Женя вышел на работу в МИД под руководством Капицы М.С. Комнату удалось закрепить за нами как за полноправными жильцами. Летом поехали в Сочи. Анна Зиновьевна и Петр Игнатьевич очень ждали Жениного приезда.
…Дочка Жениной сестры Вики, Аня, росла, ходила в школу, мы становились закадычными подругами. После отпуска – опять Москва, те же заботы, будни, работа. Жили мы с Женей не очень хорошо, но занятость нас обоих не позволяла мне сделать какой-либо вывод. Петр Игнатьевич очень старался помочь нам с жилплощадью в Москве. И, действительно, мы получили отдельную квартиру в Тепличном переулке (Октябрьское поле) и не просто отдельную, но и двухкомнатную (хоть и маленькую, с крошечной кухней).
Какая была радость! Я начала дела по благоустройству квартиры, хотелось уюта, который, казалось, внесет в нашу жизнь мир, лад, нормальные семейные отношения. У нас была прежняя мебель, но новые занавески привнесли уют. Даже мой старенький торшер обтянула веселой занавесочной тканью – получилось симпатично.
Однако жили мы с Женей плохо, я периодически уходила от его хамства к родителям. А моя бабушка, Антонина Тихоновна, переехала в 1970 году из комнаты в Измайлово, где жила в общей квартире с пьяницей, в комнату на Старом Арбате, общую, тесно заселенную квартиру, но с очень милыми людьми. Комнату эту, правда, пришлось основательно реанимировать. В ней ранее тоже жила пьяница, которая не всегда пользовалась туалетом, зачастую ей достаточно было паркетного пола. В двух больших комнатах жили ее соседи: бывший (тогда уже почти лежачий больной) муж; хозяйки целого дома (в прошлом) и его жена (работавшая прислугой той самой богатой женщины). Еще в одной комнате жил абсолютный ангел – старушка лет 80, истинная обитательница Арбата с прошлых времен.
Как-то она рассказала мне, какая у нее была сказочная коллекция фарфора в собственной ее и ее покойного мужа квартире (дом располагался напротив Театра им. Евг. Вахтангова). Коллекция вся погибла во время войны (я точно не поняла, почему: то ли близко попал снаряд, то ли еще что-то). Комната старушки была крошечной, со спартанской кроватью, тумбочкой, стулом, шкафчиком и, пожалуй, еще с постоянно тихо работающей радиоточкой на стене.
Как в ней дух держался, я не понимала. Но тем не менее каждое утро начиналось с полной самостоятельной обработки всего тела спиртовым раствором типа нежно-ароматного одеколона, купленного за какие-то копеечки.
Звали ее, кажется, Антонина Ивановна. Каждый раз, когда я шла купить бабушке продукты, покупала что-нибудь и соседке, зная ее рацион. Пенсия у нее была около 17-19 рублей. Бабушкина пенсия составляла, кажется, 27 рублей. По возможности помогали мама и дядя Юра. Она всю эту помощь накапливала и все время покупала что-нибудь нам с братом Вовкой в наши семьи: набор банок, чайный сервизик, серебряную ложечку и т. д.
5 ноября 1970 г. мы отметили в этой комнате на Старом Арбате бабушкино 70-летие. Жени не было. В течение дня, когда позволяло здоровье, бабушка совершала «променад» по Старому Арбату. «Променад» состоял в том, чтобы, увидев где-то дефицитные, недорогие продукты, купить мне, облегчив мои бытовые заботы.
Я забегала часто, ибо квартира находилась на Старом Арбате в доме с зоомагазином. Это был мой постоянный маршрут из МГИМО, где я немного преподавала корейский, или из МИДа, где я собирала материалы, или от подруги Наташи Ефремкиной, которая жила в Кривоарбатском переулке, д. 19 (без общения с ней я не могу представить себе те годы).
У бабушки, как правило, находилась для меня еда, а я, в свою очередь, накопив 3 рубля, приносила курицу, и настроение было отличное.
Так прошел 1971 год, наступал 1972 год. Дома, в моей семье, все было по синусоиде. Или я после очередного скандала с Женей уходила к родителям, или Женя подолгу гулял с коллегами-приятелями.
В 1971 году осенью у бабушки случился инсульт. Увезли ее в больницу прямо с улицы из магазина на Садовом кольце, в это время она жила у дяди Юры и тети Тамары на период их отпуска.
Помню, как мы с мамой «прилетели» в 67-ю больницу на Хорошевском шоссе, увидели бабушку прикованной к постели, в ужасающем неврологическом отделении. Она была в сознании. Я сквозь слезы сказала: «Бабуля, ну как же так?!» Она ответила: «Вот так твоя бабуля».