Миг и вечность. История одной жизни и наблюдения за жизнью всего человечества. Том 14. Часть 19. Смена ритма

Дальше становилось хуже и хуже. Перевести бабушку к маме в 7-й корпус Боткинской больницы не представлялось возможным из-за ее состояния. Я ездила к ней почти каждый день, мы приезжали все по очереди: мама, тетя Тамара, я. Платили нянечкам, чтобы поменяли белье, часто впустую.

Соседка по палате говорила, что в полузабытье бабушка все время звала меня на помощь. А что я могла сделать, кроме своих приходов и попыток разговаривать с ней, просить ее выздороветь. Однако она была без сознания… Не знаю, слышала она меня или нет. Состояние бабушки было стабильно тяжелое.

Я помню, как выматывалась за эти поездки. Ведь надо было отпрашиваться с работы, ехать в другой конец Москвы, видеть весь этот ужас с бабушкой и вообще ужас неврологии обычной горбольницы. Еле-еле приволакивалась домой. Женя в квартире на Тепличном переулке отсутствовал, я даже не знала, где он.

Его абсолютно не интересовало, какая у меня беда. Я помню, что, как-то возвратясь, нашла записку на кухонном столе от Викиного мужа Виталия. Он приходил в мое отсутствие по поручению Вики забрать Женину дубленку и какие-то зимние свитера, другие вещи. Виталий очень извинялся, что пришлось выполнять такую роль, и уверял меня в записке, как хорошо и уважительно ко мне относится.

Потом стал периодически появляться Женя, что сопровождалось очередными ссорами. Я решила переехать в бабушкину комнату на Старом Арбате. Там мне было спокойно и уютно. Более того, придя домой, я могла спокойно работать над диссертацией. Периодически появлялась в нашей квартире в Тепличном, чтобы взять недостающую одежду и материалы для диссертации. Судя по всему, Женя оседло стал жить там.

В ноябре бабушке стало совсем плохо: гангрена ноги из-за оторвавшегося тромба. Нужна операция. Перевели в хирургию, операция была назначена на последние дни ноября. Ее сделали, однако я поехать в больницу не смогла – заболела, ночевала у родителей. В больницу поехала тетя Тамара 2 декабря, но бабушки на больничной койке уже не было.

2 декабря бабушка умерла. Кремация была в Донском монастыре. Несмотря на произошедшую ранее ссору, папа подключился, чтобы все достойно сделать, сам ездил в морг. Нам это было не под силу. Бабушки не стало, а мой муж; даже этого не знал, не хоронил человека, который меня практически вырастил. Это был декабрь 1971 года.

Живя на Арбате, случайно встретила Виталия. Я и забыла о нем, а оказалось, что мое замужество было для него ударом. Конечно, он понял, что не случайно я живу отдельно и вновь стал активно ухаживать за мной. Почему-то ему очень хотелось на мне жениться, несмотря на сонм поклонниц, окружавших его.

Наступал 1972 год, я его встретила у Наташи Ефремкиной (Абакумовой) в большой компании. Было весело, но «кошки на душе скребли». У меня есть муж, с которым я не в разводе, которого я любила, но жить с ним по моим понятиям нормальной семейной жизнью не могла. Жила я в основном на Кутузовском с родителями, писала диссертацию, периодически оказываясь на квартире в Тепличном переулке.

Но каждая новая попытка возобновления семейной жизни рушилась. Я опять стала болеть, как-то чахнуть. Хотел с Женей поговорить папа, сказать, что, если жизнь не складывается, лучше развестись. Женя отказался от разговора, сказал, что мы сами будем разбираться, без родителей.

В это время Женя получил предложение поработать в генконсульстве СССР в Сан-Франциско. Такая командировка в те годы была неслыханной удачей. Некоторые сотрудники МИДа готовы были пойти на фиктивный брак, лишь бы получить такой дар судьбы. Командировка меня абсолютно не трогала, а точнее, я бы очень хотела работать в США, но при условии других семейных отношений. Если бы я не любила Женю, мне бы было все равно, как он ко мне относится, как себя ведет, подошла бы по-деловому и с легкостью поехала бы в Сан-Франциско, но… все это было мне не по душе.

Я подала заявление в суд на развод. Помню только, что Женя, не соглашаясь на развод, произнес такую фразу: «Осталось еще умереть в день рождения…» Дело в том, что суд назначил развод на 14 марта 1972 года (а 16 марта – день нашей свадьбы). Петр Игнатьевич, приехав в Москву в командировку, позвонил мне и попросил не подавать на развод. Я тогда согласилась, но просила его поговорить с Женей, чтобы обстановка в доме была хоть мало-мальски приемлемой, позволяющей мне работать над диссертацией. Прошедший год показал, что этого не получается.

Дальше… Помню уговоры Жени… ссоры, примирения, серьезные обещания все изменить. Мама и папа в мое решение не вмешивались до тех пор, пока я не спросила совета, что делать.

Сегодня, 5 ноября, – день памяти бабушки, это был ее день рождения. Я весь день ее вспоминала. Царствие ей небесное!

Помню, мнение было примерно такое: «Ты можешь полететь в Сан-Франциско, вам с Женей следует попробовать пожить на расстоянии от родственников. Если ничего не изменится к лучшему, ты в любой момент возвращаешься в Москву – билет же у тебя обратный есть. Попробуйте еще раз наладить свои семейные отношения».