Михаил Ярославич смотрел вокруг и словно не узнавал своей Москвы. Она представлялась ему нынче не скрывавшей свой лик под темным убрусом долго пожившей и много испытавшей морщинистой старухой, а хорошенькой веселой молодицей, принарядившейся по случаю праздника. Сам себе он виделся сказочным витязем, а окружавшие его молодые крепкие воины представлялись былинными богатырями. Улыбка не сходила с его лица, и встречные люди, которым, судя по всему, тоже пришелся по нраву этот солнечный денек, отвечали князю искренними радостными улыбками. Въехав на торжище, князь весь напрягся, боясь что в людской толчее не заметит свою ненаглядную. Он все так же доброжелательно отвечал на приветствия, но смотрел на лица более цепким взглядом.
Князь не доехал и до середины ряда, как неожиданно сердце подсказало ему, что он лишь зря теряет время в этом многолюдном месте, где сегодня он своей избранницы не сможет найти. Вороной конь, словно почувствовав неуверенность седока, остановился у какой-то лавки. Ее хозяин, не веря своему счастью, стал протягивать князю товар, который только что пытался сбыть молодому чернобородому мужику. Михаил Ярославич несколько мгновений невидящим взглядом смотрел на торговца, потом услышал торопливую речь и наконец заметил в его руках гривну и колты. Словно очнувшись, князь пригляделся к товару, взял в руки, посмотрел и так и этак, а затем, достав калиту, расплатился с ошеломленным купцом и поспешил с торга.
Посад жил своей жизнью. Народу здесь было гораздо меньше, чем в торговых рядах, но и тут жителей заметно прибавилось. Семьи увеличились за счет тех, кто решил на Масленой неделе навестить своих близких, прикупить на богатом торжище городского товара, если повезет, сбыть кое-что из своего, а заодно принять участие в веселых игрищах и гуляниях.
На улочке, где жила семья Юшко, было ничуть не многолюднее, чем на других, временами она и вовсе пустела. Мужики, что проехали на торг еще ранним утром, потянутся из города лишь ближе к вечеру, а то и вовсе останутся у родных или знакомых. Мальчишки, которые всегда норовят улизнуть из дома, чтобы затеять на улочке свои игры, теперь с попустительства матерей, занятых стряпней, крутятся на торге, где нынче гораздо веселее, чем в обычные дни. У всех свои заботы — и у малых, и у старых.
В доме Юшко не было ни праздничной суеты, ни гостей, поскольку родней его семью Бог обделил: кого-то к себе прибрал, а иных давно хан в свои земли увел. Хозяин, как всегда, с раннего утра отправился на торг, в свою лавчонку, а Марья, освободившись от домашних дел, которыми мать в последнее время донимала ее больше обычного, убежала к подружке. Оказалось, что у той в доме полно гостей — понаехала дальняя родня — и девушкам не то чтобы в укромном уголке поговорить с глазу на глаз не Удастся, но и самого такого уголка в доме теперь не отыскать. Условившись о том, что навестит подружку ближе к вечеру, Анюта проводила ее до калитки и побежала в дом, откуда уже доносился нетерпеливый зов матери.
«Даже словом не с кем перемолвиться… — думала Марья, неторопливо идя по опустевшей улочке к своему дому, — что ж станет, когда и вовсе одна останусь…»
Она шла, понурив голову и не замечая ничего вокруг. От своих мыслей, от оказанного в доме подруги приема ей сделалось так жалко себя, что слезы сами собой выступили на ее глазах. Она подняла руку, чтобы вытереть их, и тут услышала за спиной знакомый голос, от которого готовые политься ручьями слез мгновенно исчезли.
— Куда путь держишь, девица–красавица, — спросил князь и, поравнявшись с девушкой, взглянул в е лицо, словно желая удостовериться в том, что не обознался и окликнул ту, которую надеялся встретить.
— От подружки домой иду, — остановившись, ответила она и посмотрела на него счастливыми глазами.
— Что ж ноженьки такие зазря топтать да снег месить? Давай-ка к дому подвезу! — улыбаясь, предложил он.
— Будто тебе ведомо, князь, где дом мой? — лукаво спросила девушка, сердце которой так колотилось словно хотело вырваться из груди.
— Как же не ведомо! Мы ж с тобой там давеча разговор вели, — усмехнувшись, проговорил он, неотрывно глядя в ее лицо.
— А коли ведомо, так, может, ты запамятовал, что он отсель в двух шагах, — проговорила она и, махнув в сторону видневшихся невдалеке ворот, улыбнувшись, добавила: — Мне дольше на коня взбираться, нежели до своей калитки добежать.
— А это мы еще посмотрим! — говорил князь, быстро наклоняясь к девушке. Подхватив ее, посадил на коня перед собой.
Она даже ойкнуть не успела, а он, прижав ее, прошептал ей на ушко:
— Попробуй-ка теперь до своей калитки добежать…
Гриди, наблюдавшие за происходящим со стороны, переглянувшись, усмехнулись, довольные поступком своего молодого князя, которому, видно, сильно пришлась по нраву пригожая девица.
Она не отбивалась, не старалась высвободиться из его объятий, а лишь, повернув к нему голову, проговорила тихо: