— Не время теперь. — А потом, словно поняв, что проговорилась, ненароком сказала то, что говорить девушке нельзя, она поспешно добавила: — Не время, княже, нынче такие шутки шутить.
Он сразу понял все, что она хотела сказать и о чем думала умолчать. Он понял бы все это и без слов, уже по одному счастливому вздоху, вырвавшемуся из ее груди в тот момент, когда его крепкие руки приподняли ее над землей, понял по одному лишь движению ее тела, которое, кажется, само прижалось к его телу. Слова были ему теперь не нужны — он уже был уверен, что любим.
«Не время, не время», — пронеслось у него в голове, и он отчетливо понял, что и в самом деле сейчас не время для того, чтобы вот так, схватив любимую в охапку, увести ее к себе. Он тронул поводья, и конь медленно, как бы нехотя, направился в сторону Марьиного дома. За те несколько шагов, что сделал Ворон, князь успел раза три–четыре коснуться губами нежного девичьего ушка, как бы невзначай сдвинув меховую шапочку. А когда Мария чуть повернулась к нему, чтобы посмотреть с укором, он, немного наклонив голову, якобы для того, чтобы выслушать ее слова, обжег горячими губами ее розовую, покрытую едва видимым пушком щеку, которая от этого прикосновения моментально заалела.
Если бы путь оказался чуть длиннее, то вряд ли бы князь выпустил из своих объятий пойманную птичку, которую он так долго искал… Но, как назло, путь этот был очень короток. У ворот князь на мгновение еще крепче прижал к себе податливое тело, а потом, будто разозлившись на что-то, отпихнул Марью от себя и быстрым движением опустил девушку на землю.
— Вот ты, красавица, и дома, — проговорил он весело, каким-то незнакомым хриплым голосом, стараясь не смотреть на нее.
— Спасибо, князь, что добраться помог, — ища глазами его глаза, сказала она в ответ как-то насмешливо и даже холодно.
— Это я тебе должен быть благодарен, что моего приглашения не отвергла, — ответил он ей в тон, посмотрел на нее и сразу понял, что глаза ее говорят ему больше, чем уста, понял, что она не хочет, чтоб другие знали о ее чувствах, и надеется, что и он до поры до времени не раскроет их тайну.
— Как же я могу его отвергнуть? Ведь ты — князь мой! — проговорила она и, смутившись оттого, что опять сказала больше, чем хотела, опустила взгляд.
— Что ж, и за то благодарен, — усмехнувшись, сказал он и, почувствовав на себе пристальные взгляды, обернулся: гриди слышали весь разговор и одобрительно кивали. Князь вспомнил, что «не время» открывать теперь всем свои истинные чувства, и проговорил погромче, чтобы угодить невольным слушателям и свидетелям его разговора с Марьей: — Не суди строго, девица, за вольность мою. Краса твоя в том виной, что разум мой помутился. Обиду на меня за дерзость мою не таи. — Он видел краем глаза, как, слушая его слова, кивают согласно гриди. В завершение своей речи он достал из-за широкого пояса приобретенные на торге украшения и протянул их Марье.
Она стояла у самой калитки, давно собираясь скрыться за ней от всех посторонних взглядов, но все никак не могла уйти, не в силах расстаться с князем.
— Не серчай, душа–девица, на меня. Вот возьми на память, — сказал он, сообразив, что она не видит протянутых ей украшений, поскольку смотрит лишь ему в глаза. Князь свесился с седла, взял ее руку и вложил в нее свой подарок. Марья словно очнулась, мельком глянула на украшения, быстро кивнула и в мановение ока скрылась за калиткой.
Михаил Ярославич довольно улыбнулся, хлестнул Ворона по блестящему крупу, и тот, швыряя снег из-под копыт, понес седока по улочке со скоростью ветра. Гриди, не ожидавшие такого быстрого окончания разговора, чуть замешкались, но через несколько мгновений уже следовали за князем. Его конь нес седока по дороге, уходящей в сторону от Москвы, промчался мимо добротных заборов, вскоре сменившихся невысокими редкими оградами, плохо укрывавшими от посторонних взглядов молодые сады и засыпанные снегом грядки.
Подставив разгоряченное лицо встречному ветру, князь наслаждался быстрым бегом своего коня и, возможно, удалился бы от города на весьма почтительное расстояние, если бы на опушке не показались сани с тяжелой поклажей, а за первыми на дорогу выехали вторые, за которыми уже виднелись третьи.
Возница, молодой русобородый мужик, лицо которого князю показалось знакомым, признав Михаила Ярославича и его людей, остановил сани и, соскочив на дорогу, почтительно приветствовал встречных. Князь, резко осадив коня, ответил на поклоны, поинтересовался у высокорослого и широкоплечего возницы, куда следует обоз, и, к своему удовлетворению, узнав, что тот направляется в Москву и везет зерно, решил, что, пожалуй, пора возвращаться домой.
Махнув на прощание сопровождавшим обоз людям, князь направил Ворона в обратный путь, который теперь лежал не через торг, а к воротам, выходившим к бору. Гриди неотступно следовали за ним, радуясь солнечному дню, представившейся возможности пронестись с ветерком по наезженной дороге и предвкушая отдых в тепле и сытную трапезу.