Миг власти московского князя

Неожиданно смутная тревога охватила Михаила. Он приподнялся на локте, замер на миг, весь обратив­шись в слух, но ничего подозрительного не услышал. Мгновение–другое он медлил, не зная, как поступить, а потом решительно протянул руку к лежащей рядом кольчужной рубахе и, облачившись в доспехи, отки­нул полог походного шатра…

Протяжный звук рога слился со страшными звери­ными криками, которые исторгали умирающие кня­жеские ратники, пытавшиеся голыми руками при­крыть себя от секущих ударов мечей, от тяжелых па­лиц, с отвратительным хрустом разбивавших не защи­щенные шеломами головы. Многие воины так и не проснулись в то страшное утро. Однако было немало и тех, кто смог быстро прийти в себя после неожидан­ного нападения литовских полков, вступил в бой и до последнего вздоха боролся за свою жизнь.

Князь успел оседлать чью-то лошадь, в испуге мета­вшуюся между обезумевших от беспомощности людей. Решимость седока будто бы передалась бедному живот­ному, и лошадь безропотно повиновалась князю. Все его мысли теперь были о том, как уцелеть самому и вы­вести оставшихся в живых людей из этого пекла.

Загородив щитом грудь, Михаил размахивал мечом направо и налево, отбиваясь от наседавших литвинов. В кратких промежутках между ударами он пытался раз­глядеть хоть кого-нибудь из своих за врагами, которые успели заполнить весь лагерь и уже выплеснулись на бе­рег Протвы, откуда слышался перезвон мечей. На мгно­вение он увидел совсем рядом окровавленную макушку Прокши. Стащив с коня какого-то литвина, тот пытался взгромоздиться на его место, но конь, как назло, не давал­ся чужаку. Мельком заметив копье, направленное в могу­чую спину великана, князь открыл рот, чтоб крикнуть, предупредить, но копье, которое держал такой Же могу­чий, как Прокша, литвин, пробив кольчугу, уже воткну­лось в тело владимирца. Князь распахнутым ртом вобрал в себя воздух и что есть силы рубанул по плечу наседав­шего справа рыжеволосого молодца, который, взмахнув руками, тут же повалился на лошадиный круп.

Михаил Ярославич с тоской посмотрел в сторону, откуда доносились звуки, свидетельствующие о том, что княжеское войско пока не все побито и там, на бе­регу, еще продолжается сеча. В самом лагере с каждым мигом звон мечей становился все отчетливей, и, ка­жется, уже можно было посчитать удары, которыми обмениваются противники.

«Пройдет немного времени, и все здесь затих­нет», — подумал князь отстраненно и в тот же миг ус­лышал знакомый голос. Потап, которого отец с явной неохотой отпустил в поход, успел лишь крикнуть «Князь!» и стал оседать на пропитанную кровью зем­лю, схватившись обеими руками за копье, воткнутое ему в грудь. Михаил обернулся на крик, увидел за­стывшее в удивлении лицо Потапа, перевел взгляд в сторону, куда тот смотрел, и увидел совсем рядом с собой огромного литвина. О нем, наверное, и хотел предупредить Потап.

Сглотнув комок, застрявший в горле, князь сжал покрепче рукоять меча. Литвин был спокоен, его голу­бые глаза с холодным вниманием рассматривали не­приятеля, выбирая место для нанесения удара. Мотнув непокрытой головой, вокруг которой на миг взметну­лись белые прямые волосы, он двинулся на князя.

Мысли о победе и о других житейских делах уже не тревожили Михаила Ярославича, с отчаянием обре­ченного он ринулся на противника. Князь удачно отра­зил несколько мощных ударов меча, от которых трес­нул его крепкий щит, обтянутый толстой красной ко­жей. Отбросив ставший ненужным разбитый щит, князь выхватил засапожный нож, метнул его в откры­тую шею противника, но чуть промахнулся, и нож со змейкой на рукоятке, срезав белую прядь, упал в снег.

Литвин действовал все так же спокойно, и, когда князь увернулся от его очередного удара, у него лишь слегка приподнялись в странной улыбке уголки губ. Сле­дующий его удар пришелся князю по правому плечу.

В глазах у князя все потемнело, рука повисла пле­тью, меч выскользнул из разжатой ладони. Белоголо­вый отвел локоть и ударил князя в живот острием ме­ча, который, смяв прочные кольца, вдавил их в мяг­кую человеческую плоть.

Князь вывалился из седла, некоторое время тело его еще билось в конвульсиях, выталкивая порции крови на снег, смешавшийся с мерзлой землей, а потом замерло навсегда.

Эпилог

Гонец, принесший радостное известие о победе над литвой, слегка припозднился в дороге, поэтому едва ли не одновременно с ним до Владимира докатилась страшная новость о разгроме войска и гибели князя.

Получив это известие, Мария разродилась раньше положенного срока. Сына Михаила Ярославича, свет­ловолосого слабенького мальчика, крестили в Успен­ском соборе и нарекли Борисом. О том, что стало с ним впоследствии, история умалчивает.

Тело Михаила Ярославича нашли на берегу Протвы среди других убиенных. Епископ суздальский, Ки­рилл, которого называли ревностным блюстителем княжеской чести, велел привезти тело князя во Влади­мир и положить в Успенском соборе, там же, где поко­ился прах его отца Ярослава Всеволодовича.