Миг власти московского князя

И как это братья решились ехать в логово погубите­лей отца? Ведь незваными явятся. Будет ли Господь к ним благосклонен, не отвернется ли от тех, кто идет на поклон к безбожникам?

Отца-то вот Бог не уберег, и слух упорный идет, что из-за наговора завистника принял он мученическую смерть. Не верят братья этому, но, глядишь, разузна­ют что-либо в Орде, тогда поверят, как верит он. Мо­жет, повезет им, даст Бог, обойдется все миром, вер­нутся они живы невредимы. Вон Святослав же доволь­ный приехал!»

Михаил опять поежился, но теперь не от холода, а словно вновь ощутив на себе взгляд ледяных глаз Святослава Всеволодовича.

— Чем недоволен, Михаил Ярославич? Али ожи­дал чего большего? Может, великим князем вознаме­рился стать? Погоди чуток, на все воля Божья, — ух­мыляясь, проговорил сквозь зубы Святослав и добавил елейным голосом: — Ты уж не сетуй на меня, я ведь только завещанное вашим отцом раздаю. Кто что за­служил, то и получай!

В ушах князя отчетливо звучал этот приторно-сладкий голос, а перед глазами стояло не лицо Свято­слава, а злобно оскалившаяся звериная морда. Точно такую, только умело вырезанную мастером из камня, Михаил видел среди узоров, украшавших стены Геор­гиевского собора в Юрьеве–Польском, когда, сопро­вождая отца в поездке по землям Владимирского кня­жества, разоренного нашествием, он оказался в Святославовой вотчине.

Диковинный зверь еще скалил зубы, но до слуха князя, забывшегося на короткое время в тяжелом сне, доносились уже другие голоса.

Наступило утро.

Он открыл глаза и потянулся, по звукам, доносив­шимся снаружи, понял спросонья, что дружина уже готовится к дальнейшему пути, и усилием воли заста­вил себя подняться. В своем малом походном шатре князь снял свиту и рубаху, откинув полог, вышел на свет Божий.

Морозный воздух охватил молодое крепкое тело. Князь, фыркая и кряхтя, неспешно стал поочередно растирать колким снегом жилистые руки, плечи, шею и широкую грудь. Потом, набрав снег в ладони, словно в воду опустил в него украшенное небольшой русой бо­родкой лицо, которое от такой процедуры враз посве­жело. Закончив с умыванием, Михаил неторопливо направился к шатру, но перед самым входом накло­нился, зачерпнул ладонью снег и, улыбаясь, запустил им в заспанную физиономию Николки, который дер­жал наготове полотенце.

Егор Тимофеевич, наблюдавший за этой сценой со стороны, обрадовался, увидев, что настроение у Миха­ила Ярославича после отдыха улучшилось, воевода и не догадывался, что князь погрузился в сон едва ли не перед самым рассветом.

Воевода привык спать мало и даже после очень не­продолжительного, но всегда крепкого сна вставал бод­рым и полным сил. Вот и в это утро устроившийся на ночевку в небольшом шатре рядом с санями, на кото­рых были уложены боевые доспехи дружинников, Егор Тимофеевич пробудился еще до утренней зари. По своему обыкновению, он проверил, исправно ли не­сут службу гриди, выставленные для охраны растя­нувшейся по дороге дружины, и, удовлетворенный увиденным, отправился к сотнику Никите.

Оказалось, что сотник уже и сам на ногах, и его лю­ди готовы отправиться вперед, чтоб еще раз удостове­риться, что в заснеженном лесу дружина не сбилась с пути. Егор Тимофеевич одобрил расторопность Ники­ты, и тот, получив приказ воеводы, с десятком дру­жинников поспешил по дороге, ведущей к Москве.

К тому времени, как ночная темнота под натиском белого марева отступила в глубину леса, Никита вер­нулся и, не скрывая радости, сообщил воеводе, что, как он убедился, цель их совсем близка.

Подгоняемые желанием как можно быстрее до­браться до места, до теплых домов и сытной еды, дру­жинники бодро двинулись в путь, и уже в скором времени передовой отряд оказался на опушке леса. Ники­та, переглянувшись с воеводой, который ехал с ним ря­дом, развернул своего коня и, приподнявшись в стре­менах, замахал рукой. Князь, почти не отрывавший острого взгляда от головы колонны, сразу же заметил этот знак и мимо расступавшихся перед ним дружин­ников погнал коня вперед.

— Смотри, Михаил Ярославич, вон она, твоя Москва! — в то время, когда князь поравнялся с ним, сказал Егор Тимофеевич и указал на дымки, подни­мавшиеся вдалеке за широким заснеженным полем.

— Москва… Москва… Москва… — эхом пронес­лось долгожданное слово по всей цепи, докатившись до обоза.

— За полем — река большая, почитай, как Клязь­ма будет. А вон там, вдалеке, на взгорке, видишь, князь, темная полоса? Так это детинец [12], — объяснял со знанием дела Никита. — Надо нам теперь к перепра­ве идти…

— Зачем переправу искать, время зря терять? По льду пройдем, — перебил его подоспевший сотник Василько.

— Больно ты прыток. Запамятовал, видно, что ста­ло с псами–рыцарями, которых князь Александр под лед отправил? — сказал поучительно воевода нетерпе­ливому молодому сотнику.

— То ж рыцари. У них доспехи тяжелые. Да к то­му же по весне дело было. А мы и так пройдем, в этот раз не одну реку уже миновали, — твердил Василько упрямо.