Миг власти московского князя

Осмотр длился недолго, приложив к ране какие-то пахучие снадобья и поменяв повязки, Митрий с Потапом как старые друзья уселись на лавку у стола, и пер­вый, поглядев на посадника, сказал строго:

— Теперь тебе, Василий Алексич, совет наш будет таков: день–другой полежишь, а там — вставай и хо­дить начинай. Рана этому не помеха. Правда, сперва, конечно, поберегись немного: все-таки слаб ты пока. Сил тебе набираться надобно, ешь, пей сколько душа попросит, гуляй по двору, грейся на солнышке.

— Вот и ладно, — довольно проговорил посадник, немного утомившийся от перевязки, — это хорошо, что вы сами встать позволили, а то я уж и без вашего позволения…

— Да, да! Он еще вчера, после вашего ухода, все по­рывался по горнице ходить и нас ругал, что удержива­ем, — перебила мужа Анастасия, все это время без­молвно стоявшая у печи. — Я ж, говорит, не обезно­жел, и незачем, мол, на ложе валяться.

— А тебе кто велел рот открывать? — резко пре­рвал причитания жены посадник. — Ишь какой видок выискался! Я еще сам за себя в ответе.

Жена, потупив голову, замолчала, а Федор, при­жавшийся к ней, хотел было вступиться за мать и под­твердить, что так оно все и было, но Анастасия удержа­ла его, строго глянув на сына и на мгновение прикрыв ладонью свой рот. Федор нехотя послушался и снова устремил свой взгляд на отца.

— Голова-то у меня цела! А они ишь обрадова­лись! — продолжал возмущаться тот. — Дай бабам власть, они и вовсе, как младенца, спеленали бы — ни рукой, ни ногой не пошевелил бы, из рожка бы кормили.

— Ты, Василий Алексич, зря так распаляешься, — проговорил миролюбиво Митрий, — это я им давеча наказ, такой дал. Как чувствовал, что ты встать захо­чешь.

— А ты кто такой, чтобы в моем доме распоря­жаться! — запальчиво спросил посадник. — Или я те­перь в своем доме не хозяин?

— Хозяин! Хозяин, — замахал руками на него Ми­трий, не ожидавший от больного такой прыти, и с улыбкой сказал. — И кто я, ты, Василий Алексич, хорошо знаешь. А распоряжался я в твоем доме не по своей воле, а властью, данной мне князем Михаилом Ярославичем, который о твоем же здравии печется. Так что ты на своих домочадцев не шуми и против князя не иди.

— Да разве ж я против Михаила Ярославича? Я ж для порядка, — стал оправдываться посадник. — Они ведь о том не сказывали.

— Ты, Василий Алексич, словно дитя малое, — как и прежде, спокойно продолжал говорить Митрий, — неужто сам не понимаешь, что никто в твоей силе богатырской не сомневается, что все лишь хотят, чтоб скорее ты на ноги встал, в строй вернулся?

— «Богатырской»? — усмехнулся посадник. — Когда ж то было? Теперь-то силы поубавилось!

— Ну уж и скажешь, — возразил сотник, все это время молча наблюдавший за неожиданно случившейся перепалкой. Он целиком был на стороне Митрия и хотел бы вставить свое слово, да сомневался, вправе ли урезонивать посадника, который в отцы ему годился.

— А разве нет! Я ж ума еще не лишился, сам все вижу! — прервал его посадник и проговорил с горечью: — Разбух я чтой-то, как на закваске. Уходя в поход, даже кольчужную рубаху не смог напялить, бехтерец едва ремнями стянул, хорошо, что хоть грудь прикрыл. Оттого и стрела плечо прошила. А ты, Мит­рий, о силе богатырской речь ведешь. Ты меня на са­мом деле будто младенца несмышленого убаюкиваешь! Нет, милый, я еще разум не потерял! Стрела-то мне не голову пробила! Сам все знаю и все понимаю.

— Раз так, то уж будь добр, послушай нашего сове­та и выполни все, как я тебе говорил. Ежели по–своему поступать станешь, то лишь хуже себе сделаешь, — спокойно сказал Митрий, в голосе которого почувство­валась усталость от затянувшегося бесполезного спо­ра. — Мне не веришь, так и Потап мои слова подтвер­дит. Ну, а если оба мы не указ, то наверняка придется тебе теперь к старухе–ведунье за помощью обращаться.

Не упрямься, Василий Алексич, послушай нас, — за­кончил он устало.

-— Вот ведь отец упрямец какой! — шепнул Федор матери, которая сердито посмотрела на сына и опять приложила ладонь к губам. Тот замолчал, поняв, что сейчас лучше с ней ни о чем не говорить, чтоб не на­влечь на себя материнский гнев.

— Да не упрямлюсь я, — проговорил отец и устало откинулся на подушки, — просто уж очень тягостно мне в безделье пребывать, бока отлеживать.

— Успеешь еще делами заняться, — миролюбиво проговорил Митрий.

— Знамо дело, успею, — буркнул посадник.

— Так что же тогда совета доброго слушать не хо­чешь? — спросил сотник.

— Как же вас не послушаешь! — понемногу успо­каиваясь, ответил упрямец. — Ишь, как насели! Все навалились на одного и рады, что справились.

— Ну, вот и хорошо! Слава Богу, миром разо­шлись, — улыбнулся Митрий, — а я уж было подумал, что за подмогой посылать придется. Ан нет, угомонил­ся-таки.

— Зато румянец на щеках заиграл, — заметил По­тап, за все время спора не проронивший ни слова.

— А и то верно! Гляди-ка, и впрямь лицом посве­жел, — удивился Митрий и улыбнулся хитро: — Те­перь, Василь Алексич, знаю, как тебя быстрее на ноги поставить. Завтра со споров и начнем!