Миг власти московского князя

— Кабы знал я, Михаил Ярославич, что тебе так по нраву придутся эти изразцы муравленые, приберег бы для тебя. Только вот, князь, незадача какая: рисунок-то и вправду хорош, да вот изразцы‑то старые, пожар пережили. Я когда дом этот ставил, люди мои, что рас­чищали пепелище, которое от прежних построек оста­лось, нашли невдалеке отсюда под большим завалом остатки печи. Один из них заметил рисунок, дождями от гари и копоти освобожденный, отколол изразец и мне показал. Потом уж и остальные осторожно ско­лоли, очистили. Но маловато их оказалось — только немногим более трех локтей смогли подобрать, но все равно решил я их в дело пустить — очень уж рисунок всему нашему семейству приглянулся. А что теперь печь так глаз радует, так это Верунька моя постара­лась: где какая веточка или у птички крылышко по­вреждены оказались, она подправила, да так умело, что только вблизи и отличишь, — закончил посадник, с гордостью за дочь и довольный своим разъяснением.

Услышав эти слова, гости как по команде поверну­ли головы в ту сторону, где только что стояла девушка, но она, едва отец произнес похвалу в ее адрес, незамет­но выпорхнула за дверь. Исчезновения ее не заметил даже Василько, который то и дело посматривал испод­лобья на посадскую дочку.

— Убежала… — огорченно вздохнул посадник, — смущается. Как птичка малая, все от людей прячет­ся… Нуда что это я, — отогнал он от себя горькие мыс­ли, — гостей дорогих потчевать надобно, а я все хва­люсь. Угощайтесь, не побрезгуйте пищей скромной.

— Что‑то ты, Василий Алексич, лукавишь, али не видишь, какими кушаньями стол заставлен? — с ус­мешкой спросил воевода. — Глаз радуется и животу потеху сулит. Если так и дальше дело пойдет, доспехи новые заказывать надобно будет.

— Вот уже скажешь, Егор Тимофеевич, — сму­щенно произнес посадник, довольный похвалой, — по­сле трудов праведных можно немного и разговеться. Великий пост и душу очистит от скверны, и животы подтянет.

За обильными закусками слово за слово потекла не­торопливая беседа. Темка неслышно мелькал по горни­це, предугадывая желание пирующих: то подливал им в кубки питие, то подносил блюдо с каким‑то яством.

Поначалу разговор за столом вертелся вокруг ку­шаний. Хозяин предлагал отведать то грибочки особо­го засола, то ветчину в студне, то сваренную в маковом молоке икру. Гости, хотя и не испытывали голода, по­пировав накануне до поздней ночи, но все‑таки пови­новались просьбам посадника и, к своему удивлению, не без охоты пробовали все новые и новые яства. Разго­вор повернул в другую сторону, когда дело дошло до жаркого с клюквенным взваром.

Темка внес в горницу и поставил на стол глубокое блюдо с большими кусками разной дичи и вышел, при­хватив со стола освободившиеся от кушаний блюда. В приоткрывшемся на несколько мгновений дверном проеме князь заметил фигурку Федора.

— А не увлеклись ли мы с вами пиром и за медами-квасами запамятовали, почему решили наведаться к посаднику? — спросил князь громко, прервав рас­суждения воеводы о том, с каким взваром, с клюквен­ным или брусничным, мясо тетерева вкуснее, а затем добавил строго: — И ты, Василий Алексич, хорош! Ладно хоть успели с хозяйкой твоей за столом посидеть да за ее здоровье кубок поднять, а детей твоих толком и не разглядели, как ты их прогнал куда‑то.

Посадник с удивлением поглядел на князя, будто забывшего, что за столом мужским не место женам и детям малым, но возражать не стал, уловив в сказан­ном какой‑то подвох.

— Дочь‑то в церковь ушла, она ни одной службы не пропускает… — начал оправдываться он.

— Эх, вижу, что забыл, о чем в моих палатах речь вели, — прервал его князь и громко приказал: — Зови-ка, Василий Алексич, немедля сюда сына своего стар­шего!

Не успел посадник и слова произнести, как тихонь­ко приоткрылась дверь, и в образовавшейся щели по­казалась темная детская голова.

— Не только глаз острый у твоего сына, но и слух отменный, не захотел отца подводить, сразу явился, — отметил довольный собой Михаил Ярославич и, глядя на ребенка, сказал мягко: — Ну, что за дверью скрыва­ешься? Проходи, Федор, не робей.

Мальчик взглянул на отца, подошел к столу, встал на указанное князем место, оказавшись как раз напро­тив Михаила Ярославича. Тот внимательно наблюдал за Федором и сразу же заметил во взгляде ребенка сме­шанное чувство страха перед неизвестностью и интере­са к происходящему.

— Мне рассказал твой отец, — начал князь, обра­щаясь к мальчику, — будто ты первым увидел мою дружину и предупредил его. Верно ли это?

— Верно, — кивнул Федор, — так оно и было.

— Что ж, если это правда, то сослужил ты хоро­шую службу не только отцу своему, но и мне, князю московскому. Ежели бы все, как ты, на вежах[22] бдили, то, глядишь, не случилось бы с Русью такой беды, не нагрянули бы нежданно–негаданно на землю нашу вороги поганые. Запомни это.

Федор снова кивнул. Лицо его было серьезно, щеки пылали, а широко раскрытые карие глаза смотрели на князя с восхищением и преданностью.