Миг власти московского князя

Солнце поначалу нехотя раздвигало скопившиеся на востоке облака, но потом, словно очнувшись от сна, взялось за работу веселее, и уже совсем скоро серые горы, преграждавшие путь солнечному свету, раздвинулись, а затем и вовсе растаяли, как снежные сугробы, под жаркими весенними лучами.

На крыльце посадского дома, устроившись на ши­роких ступенях, словно на лавке, Василько и Митрий вели неспешную беседу в ожидании, когда проснется посадник. Сообщив им, что ночь хозяин проспал спокойно, лишь пару раз просил воды, Темка заторопился выполнять какое‑то поручение хозяйки, которая на смену с дочерью всю ночь провела рядом с больным и теперь дожидалась там его пробуждения. По тонким коротким сосулькам, свисавшим с крыши, медленно сползали капли, падали в углубление, пробитое в снежном насте.

— Вот и весна, — сказал задумчиво сотник, кото­рый был огорчен тем, что пока не удалось увидеть Веру.

— Пожалуй, что так, только зима еще с летом побо­рется, вчера‑то вишь как мело, а нынче растеплилось, а завтра, глядишь, опять заметет, — поддержал разго­вор Митрий. — А где сестра твоя, что ее не видно? — будто угадав мысли товарища, спросил он у Федора, ко­торый то и дело бегал в дом, чтобы узнать, как там отец, а возвращаясь, усаживался рядом с сотником.

— Так она в церковь ушла, когда еще темно бы­ло, — как о чем‑то само собой разумеющемся сообщил Федор и, тяжело вздохнув, добавил: — За здоровье ба­тюшки помолиться и свечу поставить.

— Что ж она, одна ушла? — поинтересовался сотник.

— С нянькой, — ответил мальчик, — да тут ведь недалеко — у ворот, что на бор смотрят. Она завсегда туда ходит. Когда с мамкой, а когда и одна бегает.

— Ясно, — кивнул Митрий и посмотрел в сторону ворот, за которыми послышался какой‑то непонятный шум.

Холоп, возившийся у конюшни, поспешил к воро­там, приоткрыв калитку и высунув наружу голову, он поговорил с кем‑то и стал вытаскивать засов.

Когда тяжелый засов был снят, и холоп открыл од­ну створку ворот, во двор въехал всадник, в котором сотник сразу же узнал Потапа. На хмуром лице при­ехавшего при виде Василька изобразилось нечто вроде улыбки. Спешившись у крыльца и отдав поводья под­бежавшему холопу, Потап, равнодушно поглядев ис­подлобья на Митрия, перевел взгляд на сотника и спросил:

— Ну, как?

— Да все вроде ладно, — ответил сотник, без лиш­них слов поняв, что речь идет о самочувствии посадни­ка, и, повернувшись к Митрию, объяснил: — Это тот самый умелец, что Василию Алексичу жизнь спас.

— Рад встрече, — искренне проговорил Митрий, поднимаясь со степеней и поправляя свиту.

— А это, Потап, наш Митрий, он для дружины по­лучше твоей бабки–знахарки будет. Ему что почечуй[51], что рана тяжкая — он любой хвори первый враг! — расписывал сотник достоинства старшего товари­ща. — А ты‑то по делу в Москву али ради посадника прискакал?

— Проведать надо, — смущенно ответил Потап и, чтобы собеседники не подумали, что он излишне сердо­болен, проговорил угрюмо: — Отец в город к брату по делам послал, ну и посадника проведать повелел.

Разговоры пришлось прервать: наверху послыша­лись торопливые шаги — Федор спешил сообщить гос­тям, что отец пробудился.

— Ну что ж, вот и наше время пришло, — делови­то проговорил Митрий и направился наверх, о чем‑то негромко расспрашивая по пути нового знакомого и не обращая никакого внимания на сотника.

Идя позади увлеченных беседой людей, еще не­сколько мгновений назад незнакомых друг с другом, Василько удивленно думал о том, как быстро они — обычно неразговорчивые и хмурые — нашли общий язык. Сотник разобрал лишь названия трав да еще слова «грузный» и «рыхлый», вырвавшиеся из уст Митрия. «Со стороны посмотришь, можно решить, что всю жизнь знаются», — будто заноза беспокоила сотника мысль, вызванная обидой, что он, человек, которому князь наказал помогать посаднику, вдруг неожиданно для себя оказался лишним.

На пороге горницы гостей встретил Темка. И тут уж и вовсе разобрала Василька досада: троица обступи­ла посадника, совсем загородив больного от сотника. Он этого стерпеть не мог — грубоватым жестом отодви­нул в сторону слугу посадника, встал между ним и Потапом.

— Что, Василий Алексич, словно вороны налете­ли? — проговорил он, вглядываясь в бледное лицо по­садника, и улыбнулся.

— Ох, налетели, Василько, налетели, — со слабой улыбкой подтвердил тот.

— Потерпеть тебе придется! Ты пока в их власти, а они свое дело знают, — снова улыбнулся сотник.

— Терплю, как не терпеть, — ответил больной.

— А чтобы нас тебе терпеть долго не пришлось, — вступил в разговор Митрий, — надобно сил скорее на­бираться, тогда и мы не понадобимся. Но раз–другой — хочешь ты или не хочешь — а придется тебе нам под­чиниться и позволить удостовериться в том, что рана твоя затянулась.

— Да разве ж я против? — ответил посадник, и на лице его сотник увидел какую‑то жалкую улыбку.

— А раз не против, так давай мы за дело примемся.

Сотник отошел в сторону, поняв, что теперь ему не­чего делать у ложа больного, и со стороны наблюдал за тем, как посадника ловко раздели и быстро сняли по­вязки.