Читаем Миг власти московского князя полностью

На этот раз, удовлетворившись ответом, Василько лишь вздохнул и направил коня к воротам, у которых несли стражу дружинники из сотни Демида. За ворота­ми он распрощался с Митрием, условившись, что за­едет за ним утром и они вместе отправятся к посадни­ку, а если от того придет какое‑либо известие, то о нем без промедления сообщат сотнику. На том и расста­лись.

Вздохнув, Василько направился к своей сотне. А Митрий повернул коня к дому воеводы, думая по до­роге, чем вызвано такое участие сотника к судьбе по­садника. Припомнив, как смотрела на сотника юная дочка Василия Алексича и как он зарделся под ее взглядом, опытный воин и бывалый муж, кажется, до­гадался, в чем тут дело, и, когда переступил порог до­ма, в котором поселился воевода, на его лице блуждала лукавая улыбка. Он думал, что, как бывало часто, смо­жет скоротать вечер в беседе со старым приятелем, но тот собирался к князю и предложил вместе отпра­виться к нему.

Они вышли на порог и только тут обратили внима­ние на то, что метель наконец‑то стихла, хотя отдель­ные крупные снежинки еще тихо опускались на укры­тую холодным пухом землю. Путь до гридницы, где князь собрал своих ближайших товарищей, был недо­лог — снег лишь едва припорошил бороды двух вои­нов, успевших обменяться первыми впечатлениями о прошедшем дне.


В гриднице было жарко натоплено, народу было не­много — только свои, ближний круг, никого из вятших. Не успели воевода с Митрием усесться за столом, как в гридницу вошел князь, которого все шумно при­ветствовали. Когда он занял свое место, с кубком в ру­ке поднялся воевода.

— Позволь мне, Михаил Ярославич, порядок, из­древле заведенный, нарушить! — сказал он и, увидев, что князь благосклонно кивнул, продолжил свою речь: — Сегодня для всех нас важный день! Ты, князь, победу над врагом одержал, тем самым силу свою и му­дрость всем показал! Поднимем за это чаши меда пен­ного!

Радостные крики восхищения и одобрения, кото­рыми собравшиеся встретили слова посадника, ласкали слух князя. Опустошив свой кубок, он заговорил, и гул голосов сразу смолк — все вслушивались в его слова.

— Ты, Егор Тимофеевич, прав: нынче с полным правом говорить могу о победе дружинников моих. Со­брал я здесь тех, кто пришел со мной в Москву, чтобы слово доброе вам сказать за верную службу. Победа эта первая важна и для меня и для дружины — всем мы те­перь силу свою показали! И тому не верьте, кто скажет, что невелика честь с броднями воевать. — Он помолчал и как бы нехотя продолжил, сурово поглядывая испод­лобья на притихших людей: — Потому об этом вам сей­час говорю, что мне известно стало о разговорах, какие ведутся меж тех, кто с нами нынче не ходил. И разго­воры эти я пресечь сразу намерен. Вы все не в одной се­че мечи тупили, знаете, что и я до сей поры не на печи лежал, калачи кушая, так вот скажу не шутя: сотне, которая со мной на ватагу пошла, вчера в бою схлест­нуться пришлось не с калеками убогими, не с немощ­ными стариками, а с противником сильным да злоб­ным. В той сече многие себя воинами умелыми показа­ли. Все отличились и все доброго слова заслуживают. Особо сотника отмечу. Где ты, Василько, ну‑ка подни­мись да ко мне подойди. Обнять тебя хочу и выпить за твое здравие! Не подвел ты меня.

Сотник, смущаясь, поднялся и под одобрительные возгласы подошел к князю. Осушив кубок, тот провел ладонью по усам и миролюбиво проговорил:

— Проси, что хочешь! Кроме земли! Ты ее и без просьб своих получишь. Что голову потупил, али не надобно ничего? — спросил князь и, смотря, как крас­ка заливает лицо сотника, уже со смешком добавил: — Ну же, говори! В бою‑то — воин бесстрашный, а тут смутился, аки девица красная.

— Может, княже, невесту ему найти? — донесся голос воеводы.

Сотник при этих словах зарделся еще больше, а князь, готовый рассмеяться, еле сдерживаясь, спро­сил у сотника:

— А что, Василько, может, прав воевода? Найдем тебе невесту самую что ни на есть распрекрасную. Хоть на свадьбе погуляем! А? Что скажешь?

— Сам найдет! — пробасил Демид, а в сторону про­говорил тише: — Если уж не нашел.

— Ну что ж, сам так сам! — засмеялся князь и, по­хлопав сотника по плечу, сказал: — Ступай уж! Ищи хозяйку в дом новый! Да не мешкай, а то невест здесь маловато, другие всех разберут!

Буркнув что‑то под нос, Василько отправился к сво­ему месту, сев за стол, демонстративно почесал заты­лок и, скрывая смущенную улыбку в пшеничных усах, сказал так, чтобы все услышали:

— Придется поторопиться.

Слова его встретили дружным радостным хохотом. Некоторое время еще подшучивали над сотником, но затем разговор снова вернулся в серьезное русло, че­му прежде всего поспособствовал воевода, который за­говорил о былых сечах, победах и поражениях. Ва­силько его поддержал и по настоянию Демида, сидев­шего за столом рядом с ним, нехотя рассказал о некоторых моментах боя, хоть и скоротечного, но оказавшегося таким нелегким.

Перейти на страницу:

Все книги серии Рюриковичи

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза