Олень медленно прошел рядом с ними и пошел в сторону верхнего дома. Вся троица вскоре вышла на поляну. Дедушка сидел на пороге и курил трубку. Олень остановился на поляне и Исабель подошла к нему. Она положила ему руку на лоб и потом наклонилась щекой к его голове. Они постояли так немного и олень, взмахнув рогами, унесся в лес. Исабель взяла мальчика за руку и повела в дом. Хотя мальчик ли был теперь этот юноша? И дело не в окрепших плечах и твердой мужской походке, и не в прямой осанке. Это был совсем другой взгляд. Не того, вырвавшегося из стены тумана, ребенка.
Поэты-кордебалеты
Раны Мигеля не были такими уж глубокими. Дедушка сделал какой-то нас той из трав. Еще чего-то, Исабель наложила повязки. Боль уже не чувствовалась. Но голова иногда чуть кружилась, и в какой-то такой момент ему показалось, что он слышит, как кто-то тихо читает молитвы. Мигель встряхнул головой.
– Готовы ли мы? – спросил он, пока Исабель доматывала его руку.
– Готовы ли вы? – спросил дедушка?
– Готова ли я? – спросила Марисол.
– Готов ли борщ? – спросила Исабель.
Все посмотрели на дедушку, кроме Исабель.
– Я не знаю? – задумчиво произнес дедушка, – Может все не так однозначно…
Повисла пауза. Дети смотрели на него замерев, затаив дыхание.
– Свекла вариться дольше картошки. Но некоторые любят хрустящую. Поэтому…
Но ему не дали договорить, Мигель затянул «Нуууууууууу!», Марисол полезла за ромашковым веником, дедушка ретировался на другую сторону стола и оттуда стал говорить о неоднозначности кулинарии в вопросах свекольных супов. Добраться до него с ромашкой не получалось, потому что он перемещался. Мигель уже смеялся. Грустно, но смеялся.
Вдруг Марисол замерла. Дедушка открыл широко глаза.
– Дедушка, – вдруг выпалила Марисол, – Это ты был?
– Почему?
Мигель загнулся от смеха. Он совсем забыл про свои раны и про весь этот дневной кошмар.
– Уууууууууууууууууу! – затянула Марисол, – Ты или не ты?
– Где?
– Тут!
– А что ты ромашкой! Давай! Я и тут тебя пижмой склоню!
– Уууууууууууууууу – взвыла Марисол! – Какой пижмой! – и снова ринулась в атаку.
Дедушка перемещался. Достать его пока не получалось.
Мигеля совсем отпустило.
– Ты или не ты? – кричала ему Марисол.
– Ну, я думаю, это как со свеклой, – сказал дедушка и замер, посмотрев вверх, – и казалось сам удивился своему тезису.
– Да?
– Думаю, да.
– Уууууууууууууууууууууууууу! Все не понятно!
– Вот! – сказал дедушка, – Почему? – он с вызовом обратился к девочке.
– Уууууууууууууу! – завыла Марисол и пошла в ромашковую атаку уже по полной.
Кружения вокруг стола прервались четким: «Все! Суп!» Исабель внесла борщ. Он дымился, парился и пах так, что все сразу забыли все и стали драться за тарелки.
– А что это за Церкви? – спросил вдруг Мигель.
Все замерли с ложками и посмотрели на него.
– Какие? – спросил дедушка.
– За рекой.
Марисол посмотрела на дедушку, фыркнула и сказала:
– Церкви заречные!
– Маковки беспечные! – добавил дедушка.
– Нету к ним мосточка! – добавила Марисол.
– С красного лужочка! – добавил дедушка.
Исабель смотрела с интересом.
– Хмммммммм! – протянул Мигель – Поэты-кордебалеты! – но задумался.
Исабель тоже прыснула смехом, хотя продолжала с интересом смотреть на Мигеля.
Ласточка мелькнула за окном, коснулась крылом стекла, и едва-уловимый писк донесся словно из ниоткуда.