— А ну лежать!
— Ребят, ребят! — Игорь выставил перед собой руки. — Ребят, я свой!
— Дубинку брось!
Морозов выпустил палку. Ее тут же пинком отшвырнули подальше. В дрожащем свете факелов блестели оскаленные, небритые рожи. Злые, как черти, мужики окружили его со всех сторон.
— Вяжем!
Кто-то подскочил, махнул палкой. Игорь успел уклониться. Но его тут же сбили с ног, несколько раз крепко саданули ногами по бокам, прижали к земле так, что дух чуть не вылетел.
В ноздри ударил густой запах давно немытого тела. Замутило.
Руки заломили за спину. Грубо стянули веревкой. Кто-то коленом надавил на затылок, душа крик. В рот набилась земля.
— Поднимай!
Игоря поставили на ноги и, дергая из стороны в сторону, потащили к школе.
— Мужики! Не я это! — прохрипел Морозов, сплюнув сырые комья.
Ему моментально сунули кулаком в живот. Желание оправдываться на время пропало.
Игоря протащили по коридору. В полумраке кто-то перешептывался, кто-то плакал испуганно, но негромко, метались фигурки женщин… Морозов попытался разглядеть Лену, но в прыгающих отсветах факелов не смог ничего толком разобрать.
Наконец его приволокли в крошечную комнатку, швырнули на пол, пнули напоследок и заперли дверь. Шаги удалились, навалилась тишина.
— Сволочи! — крикнул Игорь в кромешную темноту. Окон здесь не было.
Заелозил ногами, кое-как отполз к стене. Выгнутую под немыслимым углом шею свело, Морозов со стоном уронил голову на пол и ощутил щекой холод кафеля.
Неужто опять туалет?
Сочащиеся кровью губы сами собой разъехались в горькой усмешке.
— Это начинает становится похоже на дурную традицию… — пробормотал он. — Не жизнь, а сплошной сортир.
В темноте время потянулось медленно. Игорь не взялся бы точно сказать, через сколько дверь распахнулась, и в лицо ударил свет, через час или через несколько. Казалось, прошла целая вечность.
Крепкие руки вцепились в Морозова. Он хотел отмахнуться, но получил очередной тычок в бок и решил не дергаться. Его выволокли из каморки, провели коридорами и вывели на улицу.
Глаза начали привыкать, но их все еще резало от непривычно яркого света. Щурясь, Игорь глянул на красноватое солнце, поднимающееся над горизонтом.
Значит, рассвет.
Его снова куда-то погнали. На этот раз не тащили, просто гнали пинками, как скот. Игорь молчал.
В конце концов, Морозова втолкнули в кабинет.
Маркел. Понятно.
Местный заправила сидел за большим столом, сцепив пальцы в замок. Ни дать, ни взять — следователь. Не хватало только пухлого личного дела на столе и писчих принадлежностей.
— Ну, привет.
Игорь не ответил.
— Как мы с тобой быстро встретились, а? — Маркел ухмыльнулся. — Чего молчишь-то?
— А чего говорить? Сначала лупите, потом в кутузку кидаете, а уж потом на разговоры тянете. Я поговорить-то и раньше пытался, так мне чуть башку не проломили. Лучше помолчу.
— Чего ж ты хотел? Являешься неведомо откуда. Про паром какой-то заливаешь. И следующей же ночью повариху режешь. Как прикажешь поступать?
У Морозова екнуло сердце. Повариху? Ту, что суп давала?
— Никого я не резал, — сказал он. — Я спал.
— Да? А ребята тебя возле школы повязали.
— Да не я это! Там трое пацанов было! С ножами, психи конченые! Голые бегают… Я в подвале спал. Они ко мне забрались, бормотали чего-то… Мясо, мол… Чего мясо, какое? Я за ними пошел, думал воруют…
— Эх ты, какой герой получаешься. А чего это они пришли и тебя не тронули?
— Поди у них спроси, — окрысился Игорь.
— Ну-ну. Не борзей. — Маркел потянулся, хрустнул пальцами. — Я сам-то, может, думаю, что ты ни при чем, но выглядит странно. Пришел, черт знает откуда. Живой, почти здоровый. И в ту же ночь — нападение. Согласись, хрень выходит?
Морозов пожал плечами, понимая, что с точки зрения местных — действительно может показаться, что он странный тип.
— Руки развяжите. Пальцы немеют уже…
— Успеется. Мы знаешь что сделаем? Мы сейчас дежурную позовем. А ну как признает она тебя. А то наплел, понимаешь, про голых пацанов… Вдруг ты у нас упырь, а? Что скажешь?
— Зови кого хочешь. Я никого не трогал.
— Ладно. — Маркел встал, прошел по кабинету, открыл дверь и крикнул: — Эй, кто там! Эвелин сюда давайте!
Вернулся, сел, закинул ноги на стол.
Через минуту привели Эвелин — пожилую эстонку, напуганную, с заплаканными глазами.
— Этот? — без предисловий спросил Маркел.
Игорь поморщился, повернулся к женщине. В груди беспокойно сжалось: вдруг ляпнет чего-нибудь не того с перепугу…
— Нет, — покачала головой Эвелин. — Те молодые были, мальчики совсем. И голые.
Она опустила взгляд и густо покраснела.
— Ты точнее посмотри. Может, привиделось в темноте?
— Нет, я точно помню. Они ж Валю, бедняжку, разделали почти. Зарезали. Крови столько… — Эвелин зажмурилась, прижала ладони к лицу, сдерживая слезы.
— Ладно, — вздохнул Маркел. — Иди.
Эстонка ушла.
— Ну вот, видишь. — Маркел остро улыбнулся. — А ты боялся.
— Руки развяжи, — хмуро повторил Игорь.
— Развяжу. Но имей в виду, ты мне все равно не нравишься…
Дверь распахнулась. В комнату вбежала Лена.
— Маркел, отпусти его! Маркел, не дури, говорю тебе! Он ничего не делал! Отпусти! Я его знаю. Ручаюсь за него. Не мог он Валю зарезать!