Миграция и эмиграция в странах Центральной и Юго-Восточной Европы XVIII-XX вв.

Проблема центральноевропейскости и политической разделенности региона также были затронуты М. Вайдой. Он, в отличие от Кундеры и Шлёгеля, в 1988 г. обратился к политическим аспектам этого вопроса. Возвращаясь к историческим корням «исчезновения» Центральной Европы как самостоятельного региона, признавая известные причины и факторы, приведшие к мировым войнам, он поставил вопрос об ответственности и великих держав Запада перед Центральной Европой, указывая при этом на «ошибких» миротворцев, посеявших зерна новых противоречий между её народами. Версальская система, отмечал он, плоха не потому, что она была строгой или мягкой, а потому, что она «не закрыла проблему из которой выросла война». Европейские мирные дорговоры «не поставили точку на германской проблеме и на этническом объединении народов», т. е. на завершении процесса по объединению всех этнических массивов в национальных государствах. А такие вопросы могли бы быть мирно разрешены усилиями великих держав. «Демократическая Европа кое-что забыла из того, чем владела средневековая Европа, – подчёркивал философ. – Мы должны отметить, что мирные договоры не сделали даже попытки для решения европейских конфликтов. Они только обострили их»58. Впрочем, касаясь проблем идентичностей в практически уже «ушедшей» после Второй мировой воны из Центральной Европы на запад ФРГ, он попутно обратил внимание на своеобразный характер самоидентификации западногерманской молодежи 80–90-х годов прошлого века, которая ничего не знает о большом пласте традиционной немецкой культуры, хотя при этом приобщена к культуре Запада. Впрочем, данное явление характерно также для молодёжи ГДР, пребывавшей четыре десятилетия в орбите социалистической системы.

В отличие от немцев молодое поколение других народов Центральной и Юго-Восточной Европы не было лишено возможности всестороннего знакомства со своей культурой, её историческими корнями, хотя при этом им также прививалось чувство не столько национальной или региональной идентичности, сколько интернационализма и принадлежности к «великой семье народов социалистического содружества».

С точки зрения центральноевропейской самоидентификации народов региона заслуживает внимания следующая, довольно пространная дефиниция, данная Д. Конрадом центральноевропейцу, как таковому. «Центральноевропеец – это тот, кто считает существующие государственные образования и их креатуру искусственными образованиями, так как они не соответствуют его собственному чувству реальности. Центральноевропейца тяготит, обижает, беспокоит, волнует разделенность нашего континента, – писал Конрад в 1988 г. – В прошлые века мы разделяли, но одновременно и сближали друг с другом Запад и Восток. Будь у нас сейчас “сознательная” Центральная Европа, она интеллектуально внушила бы европейское мирное урегулирование. Центральноевропейцем является тот, кто разделенность Европы не считает ни естественной, ни окончательной. Возможно, что европеизация Европы продвинется именно благодаря центральноевропеизации самой Центральной Европы»59.

Такой, не терпящей изоляции и «лагерности», – в идеале открытой во всех направлениях и впитывающей лучшие достижения культуры Запада и Востока, – представляли себе Центральную Европу интеллектуалы. Они, начиная с 1970-х годов, всё более открыто признавали себя центральноевропейцами, отстаивающими свою региональную идентичность и свой особый менталитет, надеялись на возрождение Центральной Европы на новой основе.

В Венгрии были слышны голоса о том, что стране, собственно говоря, и не надо возвращаться в Европу, поскольку она оттуда никуда не уходила: «венгры и Венгрия уже более тысячи лет являются частью Европы», представляя собой при этом «важный фактор европейской безопасности»60. После революции 1989–1990 гг. Центральная Европа так или иначе пришла в движение. Она протестовала против того, чтобы её называли «Восточной Европой». Так, на одной из международных конференций в начале 1990-х годов, в частности, отмечалось: «Не следует говорить о Восточной Европе, ибо речь, собственно, идет о середине Европы, о восстановлении и повторном наполнении Европы… Нынче часто можно услышать, что Центральная Европа мертва. И говорят об этом с поразительным спокойствием именно после падения “железного занавеса” и в связи с расширением границ Евросоюза»61.