Миграционный потоп. Закат Европы и будущее России

В данном случае становятся бессмысленными рассуждения о высших и низших стадиях развития культурных общностей, ибо в каждом уровне заложен свой смысл. Противопоставление нации, цивилизации и культуры становится ненужным. Более того, нация, забывшая о своих этнических или цивилизационных корнях, свое развитие вынуждена определять как попытку возвращения к этим корням. Тогда цивилизация становится еще и высшей стадией культурного развития современной нации (или группы наций), восстановленной на новом уровне вновь обретенной неповторимости и своеобразия характера народных традиций, производственного творчества, науки, искусства, литературы, а также государственных форм и отношений власти и общества. В современном мире цивилизация становится одновременно и общностью наций, отнесенных к одному культурному типу и одному стержню культурного развития. Цивилизация — общность, обладающая парадигмой и ресурсами автономного выживания в процессе природных и исторических катаклизмов («образ особого человечества на отдельной земле»).

Любое государство стремится отнести себя к той или иной цивилизации, более всего отвечающей национальному духу. Растворяясь в цивилизации, государство переживает свое историческое бытие. Даже его гибель в процессе исторических катаклизмов не означает полного исчезновения его национальной культуры. Наиболее значимые культурные достижения через цивилизацию входят в мировую культуру и служат развитию других национальных и этнических культур. Можно даже определить цивилизацию по функции — по способности сохранять тени народов, государств и культур других эпох.

В то же время нация и государство ни в коем случае не могут ставить перед собой задачи превращаться в тени и гордиться свой «загробной» славой. Такая «гордость» была бы величайшим позором для дееспособной нации и слабым утешением для нации-призрака. Можно даже сказать, что нация до тех пор ощущает свое бытие, пока она нацелена на «земную» славу — когда она воспроизводит живую национальную (и цивилизационную) культуру и добивается политических побед.

Национальная идентичность

Терминологическое поле вокруг понятия «нация» постоянно меняется, трансформируя его отношение к понятию «этнос». Как замечает Альтерматт, в конце 80-х годов XX века наблюдается новый всплеск терминологических подмен. То, что в 30-х годах называлось расой, сегодня называется родом (происхождением), что раньше было народным духом, сегодня стало культурой, регион находится на месте жизненного пространства и т. д. Швейцарского исследователя не радует стремление ученых вернуться к оставленным научным парадигмам, обойдя табуированные термины и соблюдая политкорректность. Он боится осмысления этничности, которая будто бы тем самым онтологизируется и превращается из ложной сущности в объективную реальность.

С нашей точки зрения, наука пробивается к истине, обтекая препятствия, созданные на ее пути идеологическим диктатом, для которого также найден удобный и внешне невинный термин — политкорректность. При этом столкновение научных парадигм оказывается также и политическим столкновением — коль речь заходит о судьбе наций и государств. Наука предлагает вбирать либо пути самозащиты, либо пути гибели; либо пути побед, либо пути беспрерывного отступления и оправдания своих поражений.

Все попытки определить нацию являются выдвижением той или иной идеи национальной идентичности. Французский богослов Эрнест-Ренан в 1882 г. в качестве ключевой идентификационной идеи выдвинул идею общей воли, возникшей из чувства прежних и предстоящих жертв, прежней и будущей славы. У Сталина его формула нации все прошлое заключает в смутном качестве историчности («исторически возникшая общность людей»), а настоящее — в единстве языка, территории, хозяйственной жизни и психического душевного склада, проявляющегося в общности культуры.

Энтони Д. Смит предлагает сравнительную таблицу основных подходов к определению нации:

Сам Смит определяет национальную идентичность через набор ценностей, символов, воспоминаний, мифов и традиций. Как выразитель синтетического течения, подхватывающего все полезное из других подходов, Смит вместе со своими коллегами изучает содержательную сторону национальной идентичности — работу национальной памяти, образный ряд этносимволизма (вожди, святые, герои, избранные победы и поражения) и ближе всего подходит к пониманию национального мифа. Вместе с тем, у этносимволистов миф отрывается от своего источника — родовой общности. Поэтому исходные и простейшие причины идентификации остаются под вопросом.