Миграционный потоп. Закат Европы и будущее России

Кроме того, этнические корни русской нации (понимая ее, прежде всего, как единство великороссов, малороссов и белорусов) достаточно хорошо прослеживаются, чего не скажешь о нациях европейских или американских. Там смешение было существенным образом многонародным, прерывающим прежний цивилизационный путь и образующим политическую общность. В России имеет место скорее этно-нация, сохранившая архетипы Древней Руси и русский нациообразующий стержень. Российская империя представляла собой надэтническое содружество этносов вокруг имперского ядра, образованного этно-нацией — носительницей большой цивилизационной традиции, отличной от малых этнических (этнографических, бытовых и пр.) традиций.

Когда политики говорят о «российской нации», ими используется западноевропейская концепция nation-state без учета процесса национального становления в России. Если за такого рода утверждениями стоит убеждение в том, что в России уже сформировалась некоторая политическая общность, вынудившая граждан забыть о своих родовых корнях, то это явная иллюзия, противоречащая фактам (например, такому как разрушение СССР и размежевание внутри Российской Федерации по национально-территориальному признаку). Поэтому прояснение термина «российская нация» должно в какой-то мере включать в себя «немецкий» вариант определения нации — этнокультурные корни. В этом случае не остается ничего иного, кроме признания тождества русского и российского в контексте определения нации.

Возвращаясь к попытке продуктивного определения нации, которое в дальнейшем должно дать понимание природы и особенностей российской нации, следует зафиксировать, что продуктом естественного развития человечества являются этнические общности, продолжающие цепочку от семьи, рода, племени. Нация в западноевропейском понимании — это явление новейшего времени, связанное со становлением надэтнической государственности, носящей надэтнический характер. Нация и народ (этнос) — нетождественные понятия, и даже в определенном смысле — противоположные. Но это понятия, связанные историческими реальностями. И ясность их антиномичного соседства более сподручно просматривать через русскую философию, в которой разговор об исторических сущностях не делит нацию и этнос, а говорит о единстве духа. Соответственно, явление нации вовсе не ограничивается современностью, но уходит вглубь веков и проявляется в историческом материале всех эпох.

Связав понятие нации с духовной реальностью, культурой, прочувствовав ее надприродный характер мы можем избавиться от спора о «политичности» или «этничности» нации, свести его к вопросу о духовных основах национального сообщества. Дальнейшим развитием этого вопроса будет определение соответствующих национальных и государственных интересов, концепция этнических доминант. Главное, зафиксировать, что нация — суть продукт уже не естественно-природной эволюции (как этнос), а результат реализации осмысленной (или осмысляемой) «культурной программы», которой соответствуют также некоторые формы подкрепляющей ее социальности.

Булгаков пишет: «Человек есть воплощенный дух и, как таковой, состоит из духа и души, и тела, — одушевленной телесности. В нем есть личное и родовое начало, мужеское и женственное. Дух есть божественное начало в человеке, имеющее жизнь в себе и раскрывающееся в Боге. Человеческая личность есть личный дух по образу Христову, и в этом, онтологическом, смысле она причастна Христу, Его вселенскому вселику. (…) Члены тела Христова суть тем самым граждане мира, члены вселенского братства, не интернациональное, но сверхнациональное, духовное объединение».

Отталкиваясь от представлений о духовном единстве человечества, легко впасть в заблуждение, которым так часто напоказ грешат политики, скрывая свои честолюбивые замыслы. Показное человеколюбие — это так модно, этого ждут от любого государственного мужа! Но здесь-то как раз и намечается разделительная грань. «Общечеловеческое может иметь двоякий характер — абстрактно-человеческого, безличностного и вненационального, или конкретно-человеческого, индивидуального и национального».

Надо понимать, что конкретность здесь — в рассуждениях Булгакова — не носит универсального характера. В противном случае признание существования наций и их неотъемлемости от человеческой природы исчезало бы их уравниванием, безразличием. Отсюда возникает особенность отношения личности к нации: «Родовое начало, психея есть для человека непреложный факт его собственной природы, от которого онтологически не может, а аксиологически не должен освободиться, ибо это означало бы развоплотиться, перестать быть в своем собственном человеческом чине. Это люциферическое восстание против Творца…».

Подмена общечеловеческой духовности существует в виде интернационализма, космополитизма и этнонационализма (этницизма) — тяжело переносимых любой государственностью болезней. Абсолютизация родового начала, как и его игнорирование, — нравственно порочны и чреваты политическим расколом нации.