Миграционный потоп. Закат Европы и будущее России

1. Имперская модель. Этнические общности отчасти сохраняют традиционный безгосударственный образ жизни, встраиваясь в этническую иерархию своими элитными слоями, включаемыми в общеимперскую властную «вертикаль». Все элементы государственности обеспечиваются ведущей этнической общностью, составляющей нацию, национальные меньшинства не включаются в нацию и не ассимилируются. Национальные меньшинства составлены подданными, но не гражданами.

2. Ассимиляционная модель. Этнические общности, составляющие национальные меньшинства, не претендуют на территории или какие-либо правовые особенности. Осуществляется модель единства гражданских прав; различия в статусах связывается только с заслугами и уровнем освоением общенациональной культуры.

3. Модель чересполосицы («салатница», сегрегация). Этнические общности распределены на неформальные общины, которые не создают политических субъектов и не отделяют себя от единой нации. В соответствии с американской моделью E plurbus unum (единство во множественности) немцы селились в Винсконсине, ирландцы в Новой Англии, негры в Нью-Йорке жили в Гарлеме и Южном Бронксе.

4. Модель автономии (этнофедерализм). Этнические элиты формируют политические группировки, превращающие этничность в политический фактор, и борются за контроль над определенной «титульной» территорией.

Ясно, что только имперская модель предполагает стабильную этническую иерархию. Во всех прочих случаях этничность либо начинает доминировать над нацией (модель автономии), либо изживается сначала как политический, а потом и как социокультурный феномен. Разумеется, попытки политически ликвидировать этнос вызывают ответную реакцию — политизацию этноса. Собственно, именно этим и обусловлена волна этнического самосознания, зафиксированная в конце XX века — распад империй и либеральная уравниловка ведут к деэтнизации. В ответ этническое самосознания актуализируется и находит своих врагов.

Энтони Д. Смит говорит о следующих признаках этноса 1) коллективное имя собственное, 2) миф об общих предках; 3) общая историческая память, 4) один или более дифференцирующих элементов общей культуры, 5) связь со специфической «родной землей», 6) чувство солидарности у значительных частей населения. Посягательство на любой из этих признаков достаточно легко фиксируется. Поэтому деэтнизация лишь обостряет этническое самосознание. Напротив, этническая иерархия способна без посягательств на этническую солидарность и этническую мифологию встроить этническое самосознание в общегосударственное. Но для этого стоит заметить слабость конструктивистского подхода, который не различает нации и этноса. Ведь нация также характеризуется общей памятью, мифом, культурными особенностями, именем, священной землей и солидарностью.

Провести разграничительную линию можно только дополняя конструктивистские определения пониманием феномена политического. Для этноса враг может быть только этническим, и война с ним не может быть регламентирована правовыми нормами. Политизация этноса всегда носит экстремистский характер. Для нации, напротив, политическое противоборство естественно и не ведет к войне на уничтожение. Нация, в отличие от этноса, допускает «внутреннюю» политику и высокий культурный уровень политической конкуренции между группами, претендующими на определение будущего нации. Политический противник для нации определяется ее духовно-нравственными приоритетами, а не привязан к внешним ликвидаторским инициативам. Нация, в отличие от этноса, сама является источником политики и живет осознанием меняющейся политической среды, где нет вечных друзей и вечных врагов. Наконец, нация способна осмыслить необходимость этнической иерархии и оформить ее государственным порядком. Этнос не может самостоятельно выработать отношений с другими этносами — для этого ему требуется внешняя воля нации и дополнительный идентификационный параметр личности, затрагивающий не только кровно-родовую солидарность.

Еще одной проблемой, проистекающей из конструктивистского подхода, является игнорирование природных факторов, которые, так или иначе, предопределяют поведение людей и преимущественно формируют солидарность. Этническая солидарность как раз и является в большей степени инстинктивной. Именно инстинкт вызывает к жизни миф, который в свою очередь, предопределяют поведение людей. Для нации спонтанных пробуждений архетипа недостаточно. Для нее требуется не индивидуальное проявление инстинкта каждым индивидом, а определенный ритуал, в котором миф оживляется политическими практиками и символами, главными из которых становятся символы власти и государственности. Только в этом случае миф можно политизировать и развернуть из прошлого в будущее. Тогда этнокультурный фактор отходит на задний план.