Мийол-алхимик

Только спустя долгую-долгую минуту Герея чуть приподняла голову, дерзая глядеть не выше чужих стоп:

— Высокочтимый мэтр Ригар… молю о милости. Если мой Путь неверен — укажите, какой…

— Нет.

— Высокочтимый…

— Нет, и не проси. Я маг, а не наставник Воинов. Но…

Тихо вздохнув и поднявшись, Резчик подошёл к инь-Шелетидйид. Коснулся пальцами шеи во имя соблюдения церемониала:

— Хватит уже гнуться. Распрямись! И кланяйся впредь поменьше: камень ни перед кем не кланяется. Даже если уложен в мостовую и попираем ногами.

Герея выпрямилась, но взгляда не подняла.

— Высокочтимый…

— И-эх. Не успокоишься ведь… Сын, давай-ка слетаем кое-куда. Вместе с гостьей.

Мийол молча встал.

Когда в голове у Ригара возникают идеи — лучше не упираться, а следовать за ним и поменьше удивляться. Ну, хотя бы стараться. Всё равно удивит, но хоть подготовишься…

'Похоже, отец решил снова продемонстрировать, что люди склонны принимать чужие идеи только в моменты отчаяния. Когда другого выбора просто не остаётся, когда потеряно всё или почти всё — даже, может, и жизнь; когда надежда истаивает и рушится вера…

…только тогда начнёшь ловить даже пустой крючок.

А вот имеющий пусть скверное, но прочное положение — как Никасси — к словам того, кто заведомо слабее, не прислушается. Крепко стоящий на ногах не станет ловить чужую руку, чтобы удержать равновесие: зачем? Он же и так стоит крепко!

(Ох! Надеюсь, отец всё же понимает, что именно делает. Подавать ложную надежду — ещё хуже, чем вовсе отказывать в помощи, это слишком жестоко… а разочарованные — опасны)'.

Когда все трое — Ригар, Герея и Мийол — взошли на борт яхты, призыватель спросил:

— Куда править?

— Вверх и в ту сторону.

— К дальнему чернолесью⁈

— Да.

«Ох… опасно играешь!»

Однако вслух никто не возразил. «Хитолору» взлетел и без лишней спешки направился, куда сказано. Правда, спустя минут двадцать, когда они всё чувствительнее отдалялись от Стены Лагора, Мийол всё же уточнил:

— Мы ищем что-то конкретное?

— Природный узел. Место, где фон посильнее, чем на площадке для медитаций — в разы. А лучше даже в десяток раз с лишним.

— Понятно.

— Высокочтимый считает, — слегка оживилась Герея, — что мои неудачи проистекают из-за неподходящих условий?

— Не только и не столько из-за них, сколько из-за уже озвученной двойственности. Именно сбой понимания — настоящая помеха возвышению, а слабоватый фон — это так… мелочь. Кстати, сын прорвался в подмастерья отнюдь не в тепличных условиях, а в районе Баалирских рифов. Фон там так себе, да ещё и хаотичный… в любом случае, — добавил Ригар, — делать прорыв лучше в наиболее выгодных обстоятельствах. Лучше обеспечить максимально благоприятные условия, чем потом жалеть, что не хватило, быть может, сущей мелочи.

— Высокочтимый мудр.

— Ой, оставь ты эту почтительность.

— Я не смею…

— Лучше тебе посметь!

Совершенно неожиданно для Мийола, полыхнув в его восприятии концентрированной решимостью, отец сблизился с инь-Шелетидйид и даже схватил её за плечи, сжав руки так крепко, что это могло быть даже болезненно.

— Я — не наставник Воинов. Я — всего лишь старый и слабый маг, не добравшийся в свои пятьдесят восемь даже до четвёртого уровня. То, что ты вообще меня слушаешь — та ещё насмешка судьбы. То, что ты пытаешься опираться на мои слова… безумная глупость!

— Но…

— Никаких но! — прорычал Резчик. Костяшки его пальцев побелели, Герея поморщилась, машинально усиливая Укрепление за счёт Смещения. — Возлюби тебя боги, а наипаче того сам Хозяин Недр, ты же — Шелетидйид! Ты несёшь в своих жилах чистейшую, сильнейшую кровь! Просто закрой глаза, обратись мысленным оком к сути своей. Прислушайся к себе. Найди там, внутри, молчаливую надёжность камня, пронесённую из испытания к испытанию десятками поколений предков твоих, увеличенную их великими трудами, подвигами и лишениями. Глупая голова твоя пусть забудет, как страшный сон, предательство родичей — потому что настоящие родичи никогда не предавали тебя! Они уже мертвы, да — но они с тобой, в памяти твоей и крови; и никто под облаками, даже сами боги, не вправе лишить тебя их помощи и поддержки! Видишь ли ты их там — видишь ли отца своего? Видишь ли мать? Видишь ли сестёр и братьев своих, всех предков своих до единого?

— Вижу, — прошептала Герея. — Вижу… как наяву.

Из-под её сомкнутых, дрожащих век двумя ручейками текли обильные слёзы.