Мийол-ученик 2

А ещё на теле отчасти знакомого алурина обнаружился кинжал с зачарованием Лёгкого Рассечения, набор разнообразных ядов, включая смертельные даже в малых дозах нейротоксины, амулет с Изоляцией Ядовитого Влияния и – в качестве завершающего штриха – полный кисет янтарной слёзки (причём, насколько могла судить Шак при помощи своего многогранного экспертного заклинания, высокой очистки: не простая дурь, а элитная… как раз такая, какую мог бы гнать для получения криминальных клатовых доходов нечистоплотный алхимик).

От диверсанта с таким сочетанием предметов и субстанций ничего хорошего ждать не приходилось. Но и самому ему, раз уж изловили, на пощаду рассчитывать не следовало.

– А если он не один такой? – спросила алурина с тревогой.

– Да почти наверняка не один, – призыватель фыркнул мрачно. – Где-то рядом должны сидеть в исчезновении ещё один-два таких же… мохнатика. И при плотности фона Природной Силы, который в квартале базиларов ничто не фильтрует и не приглушает, сидеть они могут хоть часами, хоть вовсе сутками.

– А могут и не один-два.

– Могут… к сожалению. Но сделать с этим ничего нельзя.

– Если они попытаются приблизиться… – начала было Шак.

– Если, – вздохнул Мийол. – Этого ты ведь из-за движения заметила?

– …

– В общем, пусть себе сидят. Пока они неподвижны, они неуязвимы – но и не опасны… ну, не очень опасны. И-эх! Не было печали: жили, не скучали…

На то, чтобы основательно привязать диверсанта к одной из массивных, от прошлых хозяев мезонета оставшихся скамей – кверху пузом, кисти и лодыжки связаны внизу, отдельная петля удерживает горло – ушло с четверть часа. Ну, фактически меньше.

Просто на то, чтобы пойманный алурин оклемался от гипоксии, тоже потребовалось время.

Вот только придя в себя, незваный гость упорно отказался разговаривать на низкой речи. И не просто делал вид, будто владеет лишь алуро (урезанной, огрублённой версией полноценного алуриниса), – он и на родном наречии только грязно ругался, намеренно распаляя в себе бешенство. За подобным эмоциональным штормом различить нюансы реакций выходило как бы не сложнее, чем за фирменной заморозкой Никасси.

– По-моему, – сказал Мийол, – он не осознаёт своего положения, ученица. Выключи его.

Шак сызнова использовала фокус с гипоксией.

А через четверть часа диверсант, очнувшись, первым делом увидел собственное отражение в зеркале… с аккуратно выбритой полоской посреди лба.

– Нравится, голубь?

– Не-е-ет… что-о-о…

– Ты забрался в дом алхимика. Сейчас у тебя в жилах плещется ровно столько седативов, чтобы сызнова распалить бешенство не получилось, но и реакции не притупились до полного исчезновения. А той замечательной штуки, что гасит чутьё через мой сигил, у тебя больше нет.

– Ты-ы… пожале-е-еешь…

– Если бы Шак тебя не отловила, я бы пожалел куда сильнее.

– Я-а-а… буду… молча-а-ать.

– Это возможно. Но если ты действительно будешь молчать – торжественно обещаю тебя побрить целиком. А уж что потом сделают твои сородичи с хришш струшерк, то не моя забота. Проигравший всегда виновен. И кстати: молчание тебе не поможет. Я владею сигилом достаточно хорошо, чтобы читать основные реакции. Мне достаточно спрашивать вслух – а уж твоё собственное тело подскажет, где правда, а где ложь. Хотя в этом случае процесс затянется, так что я бы предпочёл пойти по лёгкому пути. Ну так как? Бреемся или мал-мала сотрудничаем?

В сине-зелёном взгляде Мийол прочёл в свой адрес бессильные пожелания исключительно дурного. Но…

– Мал-мала, – на выдохе, с нотой обречённости.

– Чудесно. Для начала: как тебя зовут?

…разумеется, ни о каком полноценном и добровольном рассказе речи не шло. Алурин изо всех сил юлил, умалчивал, громоздил враньё поверх вранья – но с формальной точки зрения всё же не запирался наглухо. Чего призывателю хватало. Единожды ухватившись за ниточку истины, он старательно распутывал весь клубок целиком. В точности так, как следовало: повторяя вопросы в изменённых формулировках, прессуя собственной аурой до холодного пота, пробивающего даже сквозь седативы, уточняя детали…

Вот только пользы от его усилий выходило куда меньше, чем хотелось бы.

И предсказать причину мог бы даже дурак.

Ну в самом деле: кто не расскажет лишнего на допросе, даже будучи пойман и принуждён к искренности? Правильно. Тот, кто сам ничего толком не знает. Битый час длилась беседа, давно уже настала ночь, Мийола ощутимо бесила перспектива недосыпа… а меж тем полезный выхлоп допроса, если без лишних узоров, укладывался в несколько скупых фраз.

Во-первых, на подстраховке у незваного гостя действительно имелся ещё один алурин. Что хорошо: один – не двое и не шестеро; ещё один скрытник, пусть даже вооружённый, много не навоюет. Причём задача у того, кто на подстраховке, сугубо пассивная: помогать отправившемуся «на дело» – не его шерсть. Его – сугубо слежка, работа свидетеля.