Мийол-ученик (СИ)

И договорились.

Ну в конце-то концов, что плохого во взаимной выгоде? Ничего! Томберзцы не хуже всех остальных помнили пословицу «передавишь — поломаешь». Менять практически гарантию успеха на мираж может быть большего успеха, но, может, и полного провала?

Не настолько их старейшин точила жадность, право слово.

Так что Хотайид, как уже сказано, достаточно быстро договорились сосуществовать мирно и вместе дружить «против Кордрен и иных потенциальных угроз статусу Рифовых Гнёзд».

…после перезаключения договора с их участием минуло ещё полгода, вместивших немало важных событий. Как знаковых для всего поселения, вроде достройки того самого «Большого экрана» с его внутренним обустройством и заселением, так и частных, существенных лишь для Мийола — вроде собственного дня рождения, четырнадцатилетия Шак, подтверждения Риксом пятого ранга, а Эонари первого.

И, конечно же, подводящего итоги семейного празднования Рубежа Года — уже три тысячи двести восемнадцатого по имперскому календарю.

…а потом относительное спокойствие вдребезги разбила новость:

— Вы уже слышали? Нет?! Через месяц начинается Великая Морская Охота!!!

Глубина 1: о случайных знакомствах

Будучи в мало-мальски лирическом настроении, от панорамы и отдельных видов ахаешь просто без продыху.

Ах! Тармонианов акведук! Построен за полтора века до Кадарского завоевания, но до сих пор крепок (ибо неустанно ремонтируется, если даже где что зашатается) — и всё так же исправно поставляет воду с зелёных Немийских холмов в знаменитые Эвторские Купальни.

Ах! Лугаллов дворец, известный более как резиденция наместников, приезжавших — то есть присылавшихся — сюда из Лаонгатта! Сколько разных историй, романтичных и кровавых (и кроваво-романтичных, конечно) связано с ним и с примыкающим к нему Овальным парком! Их воспевали десятки поколений поэтов (непременное уточнение со стороны сопровождающего: «великих поэтов»). Даже полный неуч слышал как минимум про драму Ригео и Джинетти — их краткая, но безумно яркая судьба промелькнула, подобно вспышке во мраке, именно здесь.

Ах! Мост Восьми Черепов!

Ах! Аллея Крестоцветов!

Ах! Фонтаны площади Маркотоса!

Ах! Триумфальная арка Бастонди и Сосновый проспект!

Ах! Ах! Ах!

— Разве она не блистательна? Разве не лепа? Как вы находите нашу прекрасную Стедду?

Примерно так же, как Хорридон, промолчал Мийол. Просто всё надо либо умножать, либо делить на три. История? Втрое длиннее. Население — втрое больше. Как и занимаемая площадь. Потоки товаров и путешествующих, концентрация богатства, число всяких красивых и памятных мест — это уже не втрое, а как бы не в трижды три раза плотней…

Центр этого города-порта относится к трущобам не как один к трём, а как один к девяти. Такое не скроешь от взгляда сверху, с палубы «Хитолору». Но при этом даже местные котроне — вернее, как их тут называют, гуайды — изъясняются заученными белыми стихами.

И смотрят на приезжих, словно те ниже них на три головы.

«Страшно подумать, насколько высоко задирают носы лаонгатцы… хорошо, что в бывшей столице Империи нам делать нечего!

Великая Морская Охота, ну да.

Вот как бы ещё нам не пожалеть о том, что сгоряча согласились принять участие, пусть и на третьих ролях…»

— Ты всерьёз ждёшь ответа, мэтр? — спросил Мийол, обнаружив, что гуайд прекратил свою ритмизованную трескотню и смотрит ожидающе.

— Да. Интересно, что скажет могучий эксперт, — поклонился довольно небрежно тот.

— Что ж… напоминает мне твой город известные строки:

Прибыл я в Стедду богатым, уехал — в дырявых портках.

Но раздевают красиво и носят везде на руках…

Вопреки ожиданиям, строки Эзга Ядоустого ничуть не смутили собеседника. Напротив, он с улыбкой подхватил и закончил цитату декламацией в тон:

— Клаты я вновь накоплю и вернусь в белостенную Стедду:

Гость в ней любой — словно бог, а не тающий прах!

«Непрошибаем», — констатировал Мийол.

Понемногу он начал завидовать своей пополнившейся команде, что в едином порыве (за одним исключением) осталась на яхте заниматься своими делами.

Да. Насчёт пополнений.