Мик Джаггер

Съемки длились с утра до ночи, каждый день нужно было учить реплики на завтра, но и материал для «Стоунз» тоже требовалось создавать. Мик прихватил с собой тетрадку — в ней он записывал идеи для песен, и никогда с ней не расставался — и новую электрогитару, которая сильно помогла восстановить подвижность обожженной руки. Как-то раз, сидя в одиночестве на холоде и думая о Марше, он набросал текст под замечательно бездумным предварительным названием «Black Pussy».[242] Название сменилось не менее двусмысленным «Brown Sugar»[243] — синонимом межрасового секса (особенно в смысле батончиков «Марс») и темного уличного героина. В знакомой обстановке города «Noo Awleans» фигурировали рабовладельческие рынки XIX века, случайные изнасилования молодых рабынь белыми работорговцами, девушки, теряющие невинность, и матери, меняющие молодых любовников. Даже в те времена еле сформулированного феминизма и нулевой политкорректности он и сам слегка удивился своему порыву упомянуть «все ужасы в один присест».

Порою знаменитые друзья режиссера Тони Ричардсона заезжали на площадку и останавливались в том же доме, где жили Тони и Мик. Среди них был шестидесятипятилетний писатель и поэт Кристофер Ишервуд, который прибыл из самой Калифорнии с любовником Доном Бакарди, на тридцать лет его моложе. Прославленный автор «Прощай, Берлин!» и близкий друг Уистана Хью Одена ожидал встретить наглого звездного мачо, но застал Мика в режиме серьезных киносъемок — то есть в лучшем виде. «[Он] очень бледен, тих, уравновешен, весел, уродливо-прекрасен… почти лишен тщеславия, — отмечено в дневниках Ишервуда. — Он почти не поминает о себе и своей карьере… можно говорить с ним часами и так и не узнать, чем же он занимается. Кроме того, он вполне способен веселиться вместе со всеми, кривляться, развлекать, ладить с людьми и вести серьезный разговор тет-а-тет с теми, кто этого хочет. Он серьезно, но отнюдь не претенциозно говорил о Юнге и об Индии… вообще о религии. Он, похоже, терпим и совершенно не стервозен».

При Ишервуде до Тони Ричардсона дошла весть о том, что в Пейлрэнг направляется группа студентов Канберрского университета — хотят похитить Мика и запросить тысячу долларов выкупа на благотворительность. Похитители так и не появились, но десять местных полицейских всю ночь продежурили в кухне, не подозревая, что обитатели дома за стенкой курят траву. Спустя пару дней Марианну выпустили из монастыря, и она приехала к Мику, отчего, с точки зрения Ишервуда, их общее жилье превратилось в «самый потрясающе дикий дом в Австралии».

После всего, что они пережили в Сиднее, дикость меньше всего интересовала Мика и Марианну. Австралийская поездка, которая должна была их сблизить, завершилась через месяц, когда Марианна улетела в Швейцарию лечиться у психиатра — за счет бесконечно щедрого Мика. В Швейцарии она отыскала врачиху, которая поняла ее состояние и взаправду помогла. Но за все это кругосветное путешествие сквозь боль ни единая живая душа не посоветовала ей отказаться от наркотиков.

В тетрадке у Мика появился текст для новой песни Джаггера — Ричарда, вдохновленный вялой шуточкой Марианны по возвращении к жизни, — мол, меня даже дикие кони не оттащат. То была его первая настоящая песня о любви, не тираническая и не клевая, полная угрызений, перемешанных с беспомощностью, слова о том, что он по-прежнему рядом: «I watched you suffer a dull, aching pain / Now you decided to show me the same / No sweeping exit or offstage lines / Could make me feel bitter or treat you unkind».[244]

Через несколько дней после возвращения в Лондон кто-то взломал его машину — исчезли кое-какие мелочи, в том числе тетрадка с текстом «Wild Horses», который он, как водится, не удосужился заучить. Вместо того чтобы обращаться в полицию, которая не посочувствует и вряд ли поможет, он поручил Лесу Перрину опубликовать обращение в газетах: если вернете тетрадь, получите награду, и мы ни о чем вас не спросим. Через несколько часов некий аноним позвонил Ширли Арнольд в контору «Стоунз» и сказал, что тетрадь у него и он хочет за нее 50 фунтов. «Я сказала Мику, а он ответил: „Я дам ему тридцать“, — вспоминает Ширли. — Тетрадь была ему драгоценна, а он все равно сбивал цену. И мужик согласился на тридцатку».

Договорились, что Ширли встретится с анонимом в главном зале вокзала Ватерлоо, передаст деньги и заберет тетрадь. Она ужасно нервничала — вдруг мужик придет грубый, хуже того, опасный, а она тут одна, — но ей и в голову не пришло возразить, до того она была предана Мику. Лишь когда обмен состоялся, она сообразила, что ее все-таки не послали на вокзал в одиночестве: новый молодой шофер Мика Алан Данн стоял неподалеку и за ней приглядывал.