Крисси теперь работала в новой конторе Эндрю Олдэма, в мэрилебонском многоквартирнике под названием Айвор-корт. Здесь, в эпицентре мира «Роллинг Стоунз» — пока Крисси переводила туда-сюда телефонные звонки на офисном коммутаторе, — до нее по-прежнему доносились тревожные слухи об отношениях Олдэма с Миком. Слухи эти едва ли укротило их совместное появление в «На старт, внимание, марш!», где они дуэтом исполняли «I Got You Babe» Сонни и Шер[136] и гладили друг друга по волосам. По словам Крисси, разоблачение замаячило на горизонте лишь однажды — благодаря одному юноше, телезвезде, который влюбился в Олдэма и злился, что тот не отвечает на чувства. «Эндрю пришел ко мне и предупредил, что… хотел сказать мне, что у них роман с Миком. Так и не сказал, и наверняка я ничего не знаю. Но они явно были влюблены. Они, помнится, за руки держались».
В разрастающемся кругу Миковых аристократических друзей-мужчин на его культурное развитие особенно повлияли двое — и так совпало, что оба были свидетелями самого травматического эпизода в его биографии. Первым был Роберт Фрейзер, двадцативосьмилетний сын шотландского банкира, ставший самым известным арт-дилером Свингующего Лондона, поскольку прозорливо спонсировал американских поп-художников — Энди Уорхола, Джима Дайна. Фрейзер познакомил Мика со своим итонским однокашником Кристофером Гиббсом, челсийским антикваром, чей дядя был губернатором колониальной Родезии (впоследствии Зимбабве) и в чьем кругу вращался в том числе фотограф, эстет и друг королевской семьи Сесил Битон. Познакомившись с Миком на вечеринке среди груд художественных творений в мейфэрской квартире Фрейзера, Гиббс был тотчас заворожен. «Он был очень обаятелен, очень забавен, и он умел кокетничать без эротического заряда, но и без малейшей снисходительности. И мне в голову не могло прийти, что поп-музыкант может быть так умен и осведомлен. Этот человек еженедельно читал „Нью сайентист“ и способен был внятно обсуждать его содержание».
Мик уже рассказал Фрейзеру о своей помолвке с Крисси и пока безуспешных поисках семейного дома. «Надо нам найти мальчику жилье», — сказал Фрейзер Гиббсу, хотя слово «нам» было здесь неуместно: это великодушный Гиббс листал брошюры агентов по недвижимости и устраивал поездки на просмотры — иногда брали Крисси, иногда ехал только Мик, и в таких случаях поездка превращалась в экскурсию по окрестным историческим и архитектурным достопримечательностям. «Он был замечательный спутник, интересовался всем на свете. Если я говорил, что нам надо вон на тот холм поглядеть одну церковь, он не возражал. Он многое унаследовал от отца — тот тоже слегка интересовался антиквариатом, особенно из истории Кента. Все эти байки про то, что я „образовывал“ Мика, меня бесят. С его образованием и так все было в порядке».
Поиски домов и посещения церквей с Кристофером Гиббсом были прерваны третьими за одиннадцать месяцев гастролями «Стоунз» в Америке — на сей раз группа впервые захватывала и Канаду, где люди еще впечатлительнее. После «The Last Time» и двух месяцев не прошло, но Мику и Киту требовалось сочинить новую песню — иначе от них уплывет с таким трудом добытое место в американских сингловых чартах. Теперь под рукой не было полезного старого госпела — нечего переворачивать с ног на голову, резать и преподносить как собственное творение.
В Лос-Анджелесе «Стоунз» вновь появились в «Веселись!» — популярной американской телепередаче, созданной одаренным британским продюсером Джеком Гудом. В составе выступавших снова был один из величайших их героев, блюзмен Хаулин Вулф (и Гуд, щепетильный выпускник частной школы, не знал, как к нему обращаться — «мистер Вулф» или просто «Хаулин»). В перерыве между репетициями случился эпизод, который остался даже в дырявой как решето памяти Мика: Хаулин Вулф вывел его к зрителям и представил заскорузлому старичку в поблекших синих джинсах, который нелепо восседал посреди стайки детей. Это был Сан Хаус, плодовитый блюзмен из Дельты, чья версия «Little Red Rooster» так повлияла на «Стоунз», — и вполне можно было ожидать, что ему обидно смотреть, как неизвестные белые выскочки превратили эту песню в чартовый хит. Но он был сама любезность. «Скопировали „Little Red Rooster“ — ну и не парьтесь, — сказал он Мику. — Я ж не первый ее спел».
Гастроли добрались до Клируотера, штат Флорида, и в один прекрасный день Кит проснулся оттого, что в голове у него звенел басовый рифф — похожий на то, что Брайан играл в «The Last Time», — а также строчка из «Thirty Days» Чака Берри: «If I don’t get no satisfaction from the judge…»[137] Рифф он записал на пленку и передал ее Мику вместе с ключевой фразой «I can’t get no satisfaction», предвидя разве что очередной альбомный трек, а гитарное вступление планируя поручить духовой секции.