Микаэл Налбандян

Если для всего армянского народа этот Особенный был спасителем, ведущим нацию из тьмы к свету, освобождавшим народ от пут тирании и насилия и открывавшим дали политической самостоятельности, то для своих родных он был прежде всего неудачником и чужаком в семье.

Но более всего разъярило Микаэла, что его брат Григор решился просить Арутюна Халибяна, чтобы тот с помощью своих связей походатайствовал перед властями об освобождении Микаэла из тюрьмы.

Микаэл был глубоко оскорблен этим поступком брата.

Микаэл Налбандян — брату Казаросу.

17 июня 1864 г.

«Я сам думаю подготовить маленькое письмецо Халибяну. Это будет, во-первых, вроде извинения, что мой брат по неделикатности своей потревожил его дражайшую особу. Во-вторых, протестом за действия брата без моего ведома».

Что мог означать этот шаг брата Григора? Неосознанный порыв неожиданно нахлынувших братских чувств?.. Положим. Но не слишком ли поздно? Ведь Микаэл сидел в крепости уже больше двух лет… А не имели ли к этому отношения раздоры в семье, начатые именно Григором?..

Но нет… Григор знал, что Арутюн Халибян вряд ли в силах помочь Микаэлу. И даже больше: прекрасно понимал, что, даже будь у Халибяна такая возможность, он бы и пальцем не пошевелил, чтобы хоть чуточку облегчить участь своего злейшего и заклятого врага — врага, которого он преследовал вот уже более двадцати лет и которого мечтал увидеть в тюрьме еще со столь далекого сейчас 1853 года…

Брат Григор пошел на этот шаг лишь ради примирения с Халибяном.

Он сознательно отдалял себя от Микаэла, Халибян же понял намек Григора: «Микаэл — мой брат, поэтому я вынужден хлопотать за него, иначе просто неудобно перед людьми… Но самый близкий мне человек — это ты, поэтому к тебе я и обращаюсь по поводу брата».

Это было прямое и откровенное предательство.

«Не в добрый час привязались ко мне боли в печени. Перспектива кажется мне весьма мрачной, а тут еще и конца не видно моему заключению».

Тюремный дневник

…Он — совсем еще ребенок и по целым дням играет вместе с соседскими детьми на родной мостовой.

Мать…

Наверное, кричала ему, чтобы поостерегся, не попал случайно под колеса или копыта…

Потом:

Нурин, Нурин пришла,
Снова к нам ты пришла,
В платье шалевом пришла,
С красным поясом пришла! —

зазвучала в его ушах песня. Одна из тех чудесных песен счастливого, беззаботного детства… «Как ни стараюсь, кроме этих четырех строчек, не могу вспомнить…»

Вспоминались и те празднества, что бывали в конце апреля.

…Бежали вместе с братьями. Самый младший и маленький — он, но не отставал. В руках у всех трещотки. Крутили свои трещотки и бежали, бежали, бежали… До самой церкви Сурб Геворга… Женщины, девушки, парни!.. Когда еще увидишь столько женщин и девушек сразу! Какие то были счастливые дни!.. А как громко смеялись и говорили девушки и какими несмелыми и смущенными выглядели парни! А те даже не обращали внимания на мальчишек, которые с трещотками в руках как зачарованные глядели на разодетых, стройных нахичеванских красавцев женихов…

…Плавно скользят гондолы по венецианским каналам. В мансарде в мастерской пахнет масляной краской. Сквозь щелку в тяжелых шторах падает на незаконченную картину солнечный луч…

«Был приступ печени…»

«Продолжается. Провел тяжелую ночь. Написал брату письмо».

«Прочитал письмо из дома, и все внутри перевернулось… Печень воспалена».

Тюремный дневник

Раздоры в семье оказались столь шумными, что их отголоски долетели до самого Петербурга и проникли даже за стены Петропавловской крепости.

…Братья Григор и Лусегеп перешли на сторону Халибяна и Габриэла Айвазовского, поскольку все остальные братья и сестры были против раздела отцовского имущества, на чем настаивали эти два брата.

Но самым подлым была попытка лишить наследства Микаэла как сына, родившегося от четвертого, а значит, запретного брака…