Микаэл Налбандян

Нет, они не отказались от напыщенных речей о своей любви к нации, не отказались от желания «просвещаться» и продвигаться дальше по стезе «прогресса». И они тщились подражать «образу жизни» чужаков, их расточительности и беспутству…

«В Нахичеване стали строить такие дома, заводить такие кареты и лошадей, какие приличествует иметь лишь в столицах… — пишет Очевидец. — И именно эта страсть ко всему новомодному, тщеславие, ухарство и чванство и влекли город к его нравственной погибели».

Осенью в Нахичеване распространился и вскоре дошел и до Вардуи слух о том, что Микаэл не утонул в Доне и не стал жертвой разбойников, а уехал в Ростов, оттуда же — в Москву.

И если до этого девушка молча, про себя, оплакивала Микаэла, то сейчас почувствовала себя оскорбленной до глубины души — Микаэл уехал, даже не простившись с ней…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В ЛАЗАРЕВСКОМ ИНСТИТУТЕ

Я армянин… Я сын несчастного народа, имевшего некогда свою государственность, свою землю, закон, меч и знамя.

Микаэл Налбандян

Русские течения не миновали столичную армянскую молодежь, наиболее деятельными представителями которой являлись тогда питомцы Лазаревского института.

Михаил Лемке

Хотя Налбандян с юношеских лет мечтал о Москве, он даже не подозревал, что идея перебраться в Москву может родиться столь неожиданно.

Ускользнув от ареста, он выехал в Ростов, а оттуда в Кишинев, чтобы вместе с Маттеосом Веапетяном обсудить сложившееся положение. Архиепископ знал, что Налбандяна ищет полиция. Кишиневский квартальный надзиратель уже несколько раз являлся в епархиальный совет. Следовательно, Налбандяну на некоторое время было лучше вообще исчезнуть. Тогда и родилась идея уехать в Москву. Католикосу вряд ли удастся простереть свою власть до тех мест, кроме того, молодой секретарь оказался бы в Москве под покровительством Ованеса и Хачатура Лазарянов.

Маттеос Веапетян дал Микаэлу два рекомендательных письма. Нервоз на имя Лазарянов, второе — магистру Мееру Мсеряну, который преподавал в институте и мог подыскать Налбандяну какую-нибудь работу или, что было наиболее желательным, помочь ему получить должность учителя армянского языка.

Попечитель Лазаревского института Ованес Лазарян уважил просьбу архиепископа Маттеоса Веапетяна, тем более что тот представил Налбандяна в качестве своего племянника. Учитывая, что молодой человек «совершеннейшим образом знает армянскую литературу и имеет хорошие способности», а также, естественно, и то, что нельзя не исполнить просьбу человека, оказавшего большие услуги семейству Лазарянов, Ованес Лазарян предложил правлению института принять Налбандяна на должность преподавателя армянского языка.

В те же дни преследователи, успевшие снова напасть на след беглого секретаря, завязали оживленную переписку, стремясь держать друг друга в курсе всех событий.

Саргис Джалалян — Мееру Мсеряну.

18 июля 1853 года.

«Писарь Микаэл Налбандян, отправленный преосвященным в Москву для получения у вас свидетельства об обучении, бежал от суда его святейшества, ибо за свои нечестивые писания к нему был он потребован к наместнику Кавказа… Но пока хотели схватить его и отправить в Тифлис в руки защитников наших, бежал он стараниями Патканяна… к вам, о чем и посылаю дружеское уведомление…»

Но даже при таких покровителях, как Лазаряны, для получения должности учителя необходимо было представить свидетельство об окончании школы. В противном же случае следовало сдать надлежащий экзамен. Микаэл, понятно, не мог представить свидетельства, однако готов был сдать экзамены, которые должен был принять у него не кто иной, как сам магистр Меер Мсерян.

Однако Мсерян был уже предупрежден, с кем имеет дело. Письмо Джалаляна дошло до него вовремя. Под разными предлогами он отказался принять у Микаэла экзамены или выдать ему свидетельство.

У Микаэла оставался только один выход: сдать экзамены на арменоведческом факультете Петербургского университета.

И он отправился в Петербург.

За две недели он блестяще сдал преподавателю армянского языка Петербургского университета Мкртичу Берояну экзамены по армянскому языку, географии и истории Армении, а также по арифметике.

Знал ли Микаэл, предполагал ли он, что его все еще продолжают преследовать, что всюду ему расставляют ловушки?