Микаэл Налбандян

Может, в эти дни скитальчества?..

Или, может, еще раньше, в те далекие дни, когда в трактире Гробостова он зачитывался книжками «Современника», запрещенными стихами Пушкина, посланиями лондонских пропагандистов?..

Но если бывают прирожденные революционеры, то Микаэл, несомненно, был одним из них.

ПРЕКРАСНЫЕ ЛЮДИ С БЛАГОРОДНОЙ ДУШОЙ

Там, где нет свободы мысли и разума, там есть рабство духа, а где есть рабство, там нет жизни.

Микаэл Налбандян

Лучший способ поддержать и сохранить дружбу заключается во взаимном сообщении о том, что мы делаем.

Иоганн Вольфганг Гёте

Париж не смог удержать Налбандяна. Н® смогли удержать его и друзья и знакомые. И уже через неделю, собрав нехитрые свои пожитки, Микаэл отправился в Лондон.

Этот город стал для Микаэла манящей конечной целью. Прожив в Лондоне целый месяц, Налбандян лишь несколькими словами упомянул об этом в «Записках» графа: «Я был в Лондонском зоологическом саду, посетил прославленный Британский музей, Всемирную лондонскую выставку… Шекспир, эта гордость английского театра, уже заложил в меня желание увидеть Дувр и Виндзор…»

Целый месяц… Не слишком ли много для этого?

Через несколько лет, отвечая на вопросы Сенатской следственной комиссии, Микаэл припомнит еще один «незначительный» случай: «…Познакомился с молодым Герценом, да и то случайно — в зоологическом саду… Мы гуляли вместе… Через два дня молодой Герцен навестил меня… Потом пригласил меня к себе домой… Я был в их доме только один раз и, кроме него, никого не встретил…

Потом мы встретились в трактире. Там были также его отец, Огарев и Бакунин. И я познакомился с ними. Мы ни о чем особенном не говорили. Молча обедали…»

И все-таки месяца на такую «случайную» встречу и «обед» тоже слишком много.

И вообще, когда речь заходила о Лондоне, Микаэл становился удивительно немногословным и «наивным»…

Надеяться на приглашение к Герцену домой после случайной встречи с ним было довольно трудно. Для встреч с лондонскими пропагандистами существовал вполне определенный порядок. «Каждый приезжий естественным образом прежде всего бежал к Трюбнеру купить «Колокол», «Полярную звезду» и прочие заграничные издания, — пишет Очевидец. — При этом выходила вечная комедия, очень льстившая Трюбнеру, — русские жали ему руку, благодарили его за либерализм, за его деятельность для блага человечества вообще, а русского народа в особенности».

Они, эти приезжие, по своей наивности думали, что сей лондонский книготорговец как минимум Мадзини или же близкий друг и помощник Герцена. На самом же деле Николо Трюбнер был попросту добродушным человеком и ловким издателем и книготорговцем, которому удавалось распространять журналы лондонских пропагандистов и на континенте, не без выгоды для себя, разумеется. А самое главное было в том, что Трюбнер пользовался большим доверием Александра Герцена и Николая Огарева.

Поэтому установился следующий порядок: новичок обычно посещал Трюбнера и передавал ему свою просьбу встретиться с Герценом. Книготорговец предлагал написать пару слов. В ответной записке Герцен назначал свидание или у себя дома, или в гостинице, если приехавший по каким-либо причинам не хотел, чтобы его видели с лондонскими пропагандистами. А таких случаев было немало, так как самые важные деловые свои встречи Герцен и Огарев держали в секрете. Не исключено даже, что и их домашние не встречались и не знали многих из тех, кто сотрудничал с Герценом и Огаревым.

А вообще двери дома Герцена были открыты перед многими изгнанниками из самых разных стран. А поскольку число посетителей все увеличивалось и в доме становилось тесно, Герцен за несколько месяцев до приезда Налбандяна в Лондон переехал в дом побольше — Парк-хауз.

В этом доме Микаэл мог встретить немцев, итальянцев, поляков, сербов, румын, венгров… Не было дня, чтобы в Парк-хаузе садилось за стол меньше двадцати гостей.

О своей лондонской жизни Микаэл оставил лишь несколько строк. Об Александре Герцене, Николае Огареве, Джузеппе Мадзини, Марке Аурелио Саффи он не упоминает. ни единым словом, как, впрочем, и о Михаиле Бакунине, Николае Серно-Соловьевиче и многих других, с кем он познакомился впоследствии. Однако мы, зная дальнейший ход событий, дружбу и сотрудничество деятелей национально-освободительной борьбы с лондонскими пропагандистами, можем представить, какое потрясающее впечатление оказал Герцен на молодого армянина, почти в одиночку несущего непосильный груз национальных забот.