Микаэл Налбандян

…Восторг от новых идей, новых картин будущего и — вновь! — щемящее чувство одиночества. Перед Микаэлом открылись новые перспективы, но, чтобы достичь их, мало лишь разбудить свой народ, уснувший на унылой станции настоящего. Нужны силы, чтобы вести его вперед… Вперед — туда, где свобода перестает быть лишь абстракцией и превратится в жизненную реальность! А самое главное, Микаэл Налбандян не должен надеяться на других, ибо национально-освободительная борьба могла увенчаться успехом лишь в том случае, если сам народ напряжет все свои силы. И конечно, нужно единение и сотрудничество: борьба одиночки безнадежна и не имеет никаких перспектив, как, впрочем, и бездействие. Не сидеть сложа руки и только наблюдать, как другие народы свергают тиранию, чтобы потом получить и свою долю свободы! Да и не бывает свобода долями… Свободу или завоевывают, или не завоевывают.

Приобщившись к такому богатому опыту, который накопило освободительное движение в Европе за последние пятнадцать-двадцать лет, Микаэл Налбандян был убежден, что у армян есть только один путь — участия в революционном движении как полноправная нация, которая не только осознает свои цели, но и способна поддержать другие народы.

Налбандян, более умалчивающий, чем упоминавший, о лондонской своей жизни, тем не менее напишет в «Записках» графа: «Немало мне встретилось прекрасных людей с благородной душой, которые стали моими добрыми знакомыми. Но все они занимались своими национальными, либо общечеловеческими делами».

Летели, или, как говорил граф, «текли подобно воде», дни и недели, а «прекрасные люди с благородной душой», ставшие для Микаэла «добрыми знакомыми» и принявшие его в свой круг, не могли все же предложить ему конкретной программы дальнейшей его деятельности. И это было по-своему понятным и естественным… Ни один из этих «прекрасных людей с благородной душой» ни разу не завел разговора о том, что, как признавался Микаэл устами графа Эммануэля, «было близко моему сердцу и духу, что давно уже стало моей жизнью, моей душой, моей кровью, моей мыслью»…

Ни Мадзини и Саффи, ни Герцен и Огарев, ни Луи Блан и Кошут, ни Людвиг Чернецкий, ведающий типографией Герцена, и ни Станислав Тхоржевский, который открыл в Лондоне книжную лавку для польских революционеров-эмигрантов и вместе с Чернецким был одним из ближайших помощников Герцена, — ни один из них не мог сказать ничего утешительного или обнадеживающего этому приехавшему из дальних далей болезненному, но на редкость обаятельному и энергичному молодому человеку.

Он должен был постичь все сам и сам же определить, что ему делать…

И Микаэл Налбандян сам определил для себя, как ему быть и что делать.

Он должен стать рыцарем, беззаветно преданным революции, должен взять на себя руководство революционной и освободительной борьбой армян и, как выразитель сокровенных чаяний своего народа, должен встать рядом с «революционными генералами» — как равный с равными. Теперь, когда это решение было принято, Микаэл мог позволить себе подумать и о своем здоровье и отправился на воды.

Но и в Германии ему не сиделось на месте.

Гессен, Эмс, Зоден, Франкфурт-на-Майне… И еще города, где он останавливался утолить жажду кружкой пива или просто отдохнуть…

Лондонские впечатления не давали ему покоя. Он вспоминал все новые и новые подробности, перебирал в памяти беседы с новыми друзьями, занятыми «своими национальными либо общечеловеческими делами», писал письма близким, в которых делился своими сомнениями, тревогами, мыслями о новых и таких заманчивых перспективах национального освобождения.

«Мы — армяне, и наше нравственное призвание на земле, как бы ни грустны были обстоятельства, которые предуготовило нам провидение, — это, поскольку нет у нас иного выхода, ободрять самих себя, благородными помыслами укреплять свой дух и приняться за спасение заблудших овец нашей нации».

Именно в эти дни Микаэл сделал очень важное для себя открытие: «Европейцы не нуждаются в нас».

То была горькая истина, но истина, постижение которой избавляло армян от унижений, воспитывало в них высокое чувство собственного достоинства и учило уповать лишь на собственные силы.

И пока живы — мы должны надеяться и мыслить, стараться, работать, действовать. Действовать, пока еще не пала ночь! И ничего, что нынешнему поколению не доведется увидеть грядущее счастье своего народа. Ведь мы призваны спасти самих себя, призваны противостоять всем превратностям судьбы, призваны сохранить свое лицо и, наконец, призваны проторить дорогу для наших детей. Лишь бы каждый из нас делал свое дело по меря своих сил и возможностей. Вот о чем мечтал Микаэл Налбандян.

И вот как все это воплотилось в стихотворении «Дни детства»: