Микеланджело Буонарроти

Так не равны краса и пламень силой,
И лишь пред тем любовью мы горим,
Что нам доступно прелестью своею.

Таков и я в свой век, синьор мой милый:

Горю и гибну, но огонь незрим,
Затем что въявь пылать я не умею.

А еще такие:

Будь чист огонь, будь милосерден дух,
Будь одинаков жребий двух влюбленных,
Будь равен гнет судеб неблагосклонных,
Будь равносильно мужество у двух,

Будь на одних крылах в небесный круг

Восхищена душа двух тел плененных,

Будь пронзено двух грудей воспаленных
Единою стрелою сердце вдруг,

Будь каждый каждому такой опорой,

Чтоб, избавляя друга от обуз,
К одной мечте идти двойною волей,

Будь тьмы соблазнов только сотой долей

Вот этих верных и любовных уз, —
Ужель разрушить их случайной ссорой?¹⁷²

Томмазо на это отвечал холодно и подчеркнуто вежливо: будучи горячим любителем живописи, он хотел бы стать подмастерьем великого мастера. Да, для него «особое внимание» со стороны Микеланджело также казалось исполнившейся мечтой. Но, как говорится, ничего больше. Тем не менее они станут неразлучны, рисуя на площадях города и беспрерывно болтая, словно старые друзья.

Были ли они любовниками? Микеланджело повсюду сеял загадки.

Бенджамин Блеч и Рой Долинер по этому поводу пишут:

«Историки и другие ученые выдвинули массу предположений о том, была ли между Микеланджело и Томмазо физическая близость. Большинство сомневается в этом, хотя, честно сказать, это не так важно, к тому же нас вовсе не касается. На самом деле важно то, что в глубоком отчаянии Микеланджело все же не были чужды любовь и страсть, что помогло ему вернуть вдохновение»¹⁷³.

Светоч нашего столетия

В январе 1533 года Микеланджело написал следующее письмо:

«Мой дорогой синьор, я опрометчиво принялся писать вашей милости не для того, чтобы ответить на полученное от вас письмо, но скорее поддаваясь первому порыву, как если бы мне предстояло перейти, аки посуху или же пользуясь известным мне бродом, через речку, в которой очень мало воды. Однако когда я спустился с берега, передо мной оказалась не какая-то речушка, а океан с огромными волнами, и если бы мог, я охотно вернулся бы туда, откуда только что пришел. Но поскольку я уже здесь, скрепя сердце пойду вперед. И если мне не дано умения плыть по волнам через море вашего бесценного гения, да простит он меня и да не презрит мою несостоятельность: он не должен ожидать от меня того, чего у меня нет.

Тот, кто уникален во всем, ни в чем не может иметь компаньона. Вот почему ваша милость, единственный в мире светоч нашего столетия, не может удовлетвориться ничьим другим творчеством, поскольку нет ни подобного, ни равного ему. И все же если среди вещей, которые я надеюсь и обещаю сделать, найдется хоть одна, которая понравится вашей милости, я заявлю, что она оценена намного выше, чем того стоит. Если бы я, как уже сказал, когда-нибудь мог быть уверен в том, что какая-то вещь понравилась бы вашей милости, я посвятил бы ей все время, которое мне осталось жить. И я бесконечно страдаю от невозможности вернуться в прошлое, чтобы служить вам гораздо дольше, чем отныне смогу за оставшееся мне время, которое кратко, потому что я слишком стар. Что я могу к этому добавить? Читайте мое сердце, а не письмо, потому что перо бессильно выразить искренние мысли.

Я прошу прощения за то, что в своем первом письме написал о том, что удивлен и поражен вашим громадным талантом. Я прошу за это прощения, потому что с тех пор я осознал свою ошибку. Следует в равной степени восхищаться как тем, что Рим рождает таких божественных людей, так и созерцанием того, как Бог творит чудеса. Засвидетельствовать это может вся Вселенная»¹⁷⁴.

Удивительно, какому могучему гению мог написать такие слова великий Микеланджело? Кто мог составить его счастье, лишь соблаговолив принять одно из его произведений? К кому он обращался с таким приниженным благоговением? Кого он, сам себя считавший величайшим из художников, мог назвать «светочем нашего столетия»?

Как ни странно, письмо это адресовано двадцатитрехлетнему мальчишке.

Любовь с первого взгляда

Мы не знаем об этом самом Томмазо ничего, кроме того, что о нем написал Микеланджело. А он утверждает, что тот рисовал и был очень талантлив. Он даже говорит о «море его бесценного гения»¹⁷⁵. Может быть, так оно и было, но до наших дней от деи Кавальери ничего не дошло.