Микеланджело. Жизнь гения

Вероятно, план по крайней мере двух гробниц Медичи младшего поколения – Лоренцо, герцога Урбинского, и Джулиано, герцога Немурского, известных как Capitani, «Полководцы», – в общих чертах был утвержден к апрелю 1521 года, потому что в это время Микеланджело снова уехал в Каррару наблюдать за добычей очередной порции мрамора[928].

Однако истинная сложность заключалась в необходимости возвести третью гробницу, которая в итоге так и не была сооружена из-за смертей, войн и революций. Одну из четырех стен занимал алтарь; если еще у двух стен разместить саркофаги Capitani, «Полководцев», то старшим Лоренцо и Джулиано, известным как Magnifici, «Великолепные», пришлось бы довольствоваться одной гробницей на двоих[929]. Однако Микеланджело уже принял решение разделить гробницы «Полководцев» на три секции. Этот дизайн идеально соответствовал гробнице, предназначавшейся одному покойному: в таком случае в центре располагался бы один-единственный саркофаг, украшенный надгробным изваянием, а остальные элементы симметрично помещались бы вокруг него – судя по гробницам, которые были завершены (или завершены хотя бы наполовину).

Эскиз двойной гробницы для капеллы Медичи в Новой сакристии. Ок. 1521. Это лишь один из множества планов, которые Микеланджело создал, намереваясь соорудить так и не осуществленный в итоге монумент Лоренцо Великолепному и его предательски убитому брату Джулиано

Однако два на три без остатка не делится. Органично вписать два саркофага и две надгробные статуи в трехчастную композицию было необычайно трудно. Впрочем, множество беглых эскизов свидетельствует, что Микеланджело пытался сделать именно это. Если просмотреть их последовательно, можно заметить, как различные элементы: пилястры, саркофаги, колонны, волюты – плавно перетекают друг в друга, превращаются друг в друга, выступают во все новых и новых сочетаниях. Поражает сама многочисленность вариантов, порожденных воображением мастера: он нашел не одно и не два решения, они словно извергаются из рога изобилия, мгновенно меняя облик, под стать Протею.

Кардиналу нравилось ставить перед художниками задачи. Бенвенуто Челлини описывал, как спустя много лет, когда кардинал был избран папой, ему понадобилась пряжка или застежка для ризы размером с блюдце. На ней предполагалось изобразить Бога Отца, а в центре поместить огромный прекрасный алмаз. Многие ювелиры предлагали свои варианты его расположения, но все выбирали наиболее банальный: драгоценный камень у них сиял на груди Бога Отца.

Папа, «у которого было отличнейшее понимание», рассмотрел эскизы, и они ему не понравились; он отбросил их в сторону и потребовал модель Челлини: «Покажи-ка сюда, Бенвенуто, твою модель, чтобы я видел, та же ли у тебя ошибка, что у них». Однако Челлини нашел блестящее в своей оригинальности решение. Из алмаза он сделал поддерживаемый в небесах херувимами престол, на коем Господь восседал боком, так что ноги Его были повернуты в сторону, а лик и торс – к зрителю. Когда папа узрел модель Челлини, глаза у него словно загорелись, и он воскликнул: «Если бы ты сидел у меня в теле, ты бы сделал это как раз так, как я вижу»[930].

Эти слова весьма показательны. Джулио Медичи мыслил как художник. Если его кузен Лев X предпочитал элегантную, гармоничную классическую архитектуру, то он ценил новаторство и оригинальность. Его многочисленные письма подтверждают, что он на протяжении последующих лет наслаждался архитектурными фантазиями Микеланджело и живо интересовался даже наименее значительными деталями его работы, наподобие оконных переплетов и потолков. Не осталось никаких письменных свидетельств их встреч в те долгие месяцы, что кардинал провел во Флоренции в ожидании прибытия нового папы, но трудно поверить, будто кардинал не давал Микеланджело множество аудиенций вроде описанной Челлини, во время которых внимательно рассматривал и обсуждал эскизы и модели мастера, вдохновляя его на все более и более смелые решения.

Ломая голову над планом третьей гробницы, Микеланджело постепенно превращался в зодчего, наделенного исключительной художественной смелостью. Отныне он использовал «лексикон» карнизов, капителей и триглифов столь же уверенно, сколь и человеческое тело, и с такой же легкостью, как и человеческое тело, мог разобрать архитектурное целое на элементы, заново сложить их и воздвигнуть новое здание в своем воображении.

* * *

Летом 1522 года истекли девять лет, отпущенные Микеланджело на завершение гробницы Юлия II. Агенты делла Ровере, не теряя времени, начали готовить против него процесс, намереваясь призвать к ответу.