Микеланджело. Жизнь гения

Естественно, возник вопрос, где установить монумент столь гигантских размеров; он требовал больше места, чем на тот момент могла предоставить какая-либо римская церковь. По словам Кондиви, Микеланджело предложил следующее решение: завершить строительство нового пресвитерия собора Святого Петра, начатое полвека тому назад при папе Николае V и так и не продвинувшееся далее фундамента. «Папа спросил его: „Во сколько это обойдется?“ На что Микеланджело ответил: „В сто тысяч крон“. – „Да пусть хоть в двести тысяч!“ – провозгласил папа»[509]. Возможно, здесь нет большого преувеличения, потому что 28 апреля папский казначей Франческо Алидози написал флорентийскому банкиру и политику Аламанно Сальвиати, что посылает ему аккредитив на имя Микеланджело н[510] а тысячу дукатов. Деньги-де надобно выдать в ознаменование достигнутой между папой и Микеланджело договоренности, каковая договоренность «весьма радует и покоит Его Святейшество»[511].

Таким образом, убедившись в том, что его и его безмерные амбиции поддерживает бездонная папская казна, и получив гарантии в обеспечение контракта, Микеланджело отправился добывать мрамор.

На протяжении последних пяти лет ему неизменно сопутствовал успех: достаточно вспомнить «Пьету», «Давида», картон для «Битвы при Кашине», а теперь еще и этот окрыляющий заказ на папскую гробницу, величайший скульптурный проект со времен падения Римской империи. Именно в этот момент перед внутренним взором Микеланджело предстал самый честолюбивый замысел во всей его карьере.

Однажды, когда он, поднявшись высоко в горы, взирал на вершины холмов и долины внизу и на открывающееся вдали за ними Средиземное море, его «охватило желание создать колосса, которого издалека смогли бы увидеть мореплаватели». Иными словами, Микеланджело вознамерился высечь из горы гиганта, придав каменной глыбе облик человеческого тела. Хотя повествующий о данном эпизоде мемуарист не углубляется в детали, можно предположить, что Микеланджело посетило видение нагого мужского тела.

Эту фантазию вдохновляли «весьма удобный утес, как нельзя более подходящий для вырезывания статуи», а также желание подражать древним грекам и римлянам, которые, как было известно Микеланджело из чтения Плиния, создали несколько подобных гигантских статуй; не исключено, что Микеланджело возжаждал их превзойти. Разумеется, этот план был неосуществим. Ни один меценат не дал бы на него денег, ни один ценитель искусства не заинтересовался бы им, даже мореплаватели, которые за фантастическую сумму получили бы полезный, прекрасно узнаваемый еще издали ориентир. При имеющихся в его распоряжении людских ресурсах и технологиях этот замысел был совершенно невыполним. Даже с использованием современных экскаваторов, скреперов, отбойных молотков и горнопроходческих комбайнов подобное высечение фигуры из скалы – сложный и трудоемкий процесс. Мемориал в память вождя североамериканских индейцев Необузданного Коня, возведение которого было начато в горах Блэк-Хиллс в Южной Дакоте в 1948 году, не завершен до сих пор.

Однако, как ни странно, Микеланджело не спешил отказаться от этой безрассудной фантазии. «Он наверняка завершил бы это изваяние, если бы у него достало времени», – настаивал Кондиви в «Жизнеописании Микеланджело», явно цитируя собственные слова мастера. Затем, переходя к повествованию уже от первого лица, Кондиви добавил: «Однажды мне довелось слышать, как он горько сетует на то, что не осуществил свой замысел»[512]. Спустя еще десять лет, почти достигнув девяностолетия, Микеланджело чуть ли не в тех же самых выражениях пожаловался уже Кальканьи: «Он говорил мне, что в ту пору, несомненно, им овладело безумие, однако если бы он был уверен, что проживет вчетверо дольше, чем уже прожил, то принялся бы высекать колосса»[513]. Согласно этим приблизительным подсчетам, время, потребное для ваяния из скалы гигантской фигуры, составило бы более трехсот лет.