Микеланджело. Жизнь гения

По слухам, произошло следующее: папа якобы отправил своих зодчих Джулиано да Сангалло и Браманте взглянуть на незавершенный хоровой обход, где предполагалось установить его гробницу. Как это часто случается в архитектуре, слово за слово, один замысел превратился в другой, куда более величественный, и потому «папа в конце концов возымел желание возвести церковь заново». На его рассмотрение были представлены различные проекты, и Его Святейшество остановил свой выбор на «плане Браманте, поскольку он отличался наибольшим изяществом и соразмерностью и был продуман лучше прочих»[518]. По проекту Браманте собору Святого Петра предстояло возродиться в облике гигантского, просторного, грандиозного классического здания с куполом.

Именно так обстояли дела, когда Микеланджело вернулся в Рим спустя восемь месяцев после того, как уехал добывать мрамор. Он возвратился к концу года и стал с трепетом дожидаться доставки камня в Рипе, римском речном порту на Тибре, куда мрамор должен был прибыть из каменоломен после долгого и опасного путешествия. Однако еще до того, как это случилось, на глазах Микеланджело произошло одно из величайших археологических открытий той эпохи, да и вообще всех времен и народов. 14 января 1506 года на винограднике, принадлежавшем некоему Феличи де Фредди, неподалеку от церкви Санта-Мария Маджоре, то есть в disabitato, части Древнего Рима, отданной под сельскохозяйственные нужды, в земле были обнаружены несколько прекрасных статуй[519]. Тотчас дали знать папе, а он в свою очередь послал гонца к Джулиано да Сангалло, веля ему отправиться на виноградник и посмотреть, что же нашли в римской земле.

Последующие события сын Джулиано Франческо, которому в то время было одиннадцать, через много лет описывал так: «Поскольку отец мой призвал Микеланджело Буонарроти и дал ему поручение исполнить гробницу папы, мастер постоянно пребывал у нас в доме»; поэтому Сангалло предложил Микеланджело сопровождать его и его сына, и втроем они направились взглянуть на удивительную находку. Отрок Франческо спустился в вырытую в земле глубокую яму, а Сангалло провозгласил, что это совершенно точно «Лаокоон», великий шедевр античной скульптуры, изображающий троянского жреца, которого вместе с его сыновьями душат змеи, посланные разгневанными богами[520].

Сангалло немедленно сообразил, что это было произведение искусства, описанное и восхваляемое Плинием в «Естествознании», главном источнике сведений о древнем искусстве, который имелся в распоряжении Ренессанса. Обретение этих могучих, обнаженных, обвиваемых змеями, словно путами, фигур, вероятно, пришлось как нельзя кстати, ведь именно в это время Микеланджело обдумывал своих собственных нагих «Узников», которым предстояло украсить гробницу. По словам Франческо да Сангалло, в этот день его отец и Микеланджело поскакали домой, непрерывно беседуя о древностях; не прекращали они своего разговора и потом, за обедом, и позднее, вечером.

31 января 1506 года Микеланджело написал отцу во Флоренцию, сетуя на трудности с доставкой водным путем мрамора из Каррары. Прибыла одна барка, но как только Микеланджело выгрузил мрамор, река внезапно вышла из берегов и затопила камень. Тем временем, оптимистически добавлял Микеланджело, «я ублажаю папу обещаниями и добрыми надеждами, чтобы он не гневался на меня»[521].

Микеланджело готов был приступить к осуществлению своего замысла стремительными темпами. Он принялся обустраивать дом и скульптурную мастерскую прямо напротив собора Святого Петра, позади церкви Санта-Катерина, «покупать постели и предметы обстановки», а также нанимать каменщиков, scarpellini, для работы над архитектурным обликом гробницы, своими размерами равной небольшому зданию[522]. Впервые Микеланджело отвечал за финансовое и практическое обеспечение столь крупного проекта.

Возможно, ответственность вселяла в него тревогу. Поначалу все шло гладко. Юлий нередко навещал Микеланджело у него в доме и «обсуждал с ним монумент и многое другое так доверительно, словно они были братья». По словам Кондиви, чтобы легче было пройти в мастерскую, папа велел соорудить дощатые мостки, проложив их от крытой галереи, соединяющей Ватикан и замок Святого Ангела, до дома Микеланджело, «и так мог посещать мастерскую ваятеля тайно»[523]. Возможно, это правда: сохранился счет за какое-то плотницкое изделие, судя по формулировкам подобный переход[524].

Однако всего через несколько месяцев появились признаки, что папа постепенно теряет интерес к возведению гробницы. В конце концов, все понимали, что даже при самых оптимистических прогнозах темпа работ пройдет много лет, прежде чем церковь будет готова хотя бы разместить монумент. Значит, замысел Микеланджело мог подождать. Папа предл[525] ожил Микеланджело заняться другим, более неотложным проектом: переписать плафон в Папской капелле, возведенной дядей Юлия Сикстом IV и впоследствии получившей название Сикстинской капеллы. Осознав, что происходит, Микеланджело пришел в неописуемое волнение.