Михаэль говорил: «Эдди всего один раз попросили пропустить меня». Эдди подумал: «Ну, попросили-то меня всего раз, но я много раз пропускал тебя, не дожидаясь просьбы, потому как знал, что это неминуемо».
Поэтому я решил: «Хорошо, с этого момента я буду ждать, пока попросят». Я обошел Михаэля, как обычно, потому что стартует он из рук вон плохо, у него замедленная реакция, чего люди просто не понимают. В любом случае я оставил ему пространство для маневра и поставил его в такое положение, что, если бы он попытался затормозить позже меня, он не вошел бы в поворот. Я сделал это, и Михаэль заблокировал тормоза, потому что затормозил слишком поздно, убрал ногу с педали, затем снова затормозил. Тогда задний ниппель сломался, и все закончилось переломом ноги. Удар был на скорости менее 160 км/ч, и он не должен был сломать ногу, но, если быть откровенным, машина в том сезоне была не фонтан. В другой раз вообще отвалилось переднее антикрыло, когда машину поднимали. Так что определенные проблемы были.
Мне повезло, что он сломал ногу. Нельзя так говорить, я знаю, но это изменило мою жизнь, потому что тогда я стал номером один».
Шумахер вспоминает:
«Когда я поставил ногу на тормоз, я понял, что произойдет. В жизни есть вещи и похуже, чем врезаться в стену из покрышек. Я попытался выбраться из машины после аварии, но у меня не получалось. Я не мог вытащить ноги из кокпита. Поэтому просто сидел, слушая биение собственного сердца, а оно становилось все тише и тише, как в замедленном воспроизведении, и затем внезапно оборвалось. Вокруг стало темно. Я слышал разговоры медиков, но все они казались очень тихими. Я был действительно напуган, думал, что все кончено».
Шумахер сломал ногу в двух местах. Его увезли в больницу Нортхемптона, где он и был прооперирован. Тем временем гонка продолжалась, и Ирвайн финишировал третьим, позади Култхарда и Хаккинена. На пресс-конференции после гонки он показал свои истинные эмоции. «Я был единственным гонщиком Ferrari в этой гонке, и я вел машину не так, как всегда. Когда я один, я чувствую себя сильнее, потому что, когда Михаэль в гонке, вся команда сконцентрирована на нем. Я испытал новое для себя чувство ответственности».
Его спросили, как он ощущает себя теперь, когда он – единственная надежда Ferrari на титул. «У меня контракт гонщика номер два, — сказал он. — Если я не буду об этом помнить, меня уволят. Я сделаю все, что команда прикажет мне сделать».
Это был типичный пример несдержанности ирландца. Ральфа Шумахера подобные сантименты не сильно впечатлили. «Ирвайну нужно научиться держать язык за зубами, — сказал он. — Последние несколько недель он только и делает, что хнычет о привилегированном статусе Михаэля, словно у него не было возможности показать, на что он способен. Михаэль всегда был быстрее него. Я бы хотел посоветовать мистеру Ирвайну, чтобы он перестал жаловаться и попробовал хоть раз доказать, чего он стоит на самом деле».
Тем не менее Ирвайн заставил Ferrari задуматься. Ситуация казалась абсурдной. Итальянцы сложили все яйца в одну корзину. Теперь они должны были поддерживать Ирвайна, который за значительно меньшие, чем Шумахер, деньги мог принести команде первый титул за двадцать лет. Ирландец знал, что теперь сидит в лучшей машине. Теперь все было в его руках. Но захочет ли этого Ferrari?